Анархизм и другие препятствия для анархии - [10]

И это действительно ужасно — только перед нами всего лишь описание условий на современной работе. Либералы, консерваторы и либертарианцы, оплакивающие ужасы тоталитаризма — лицемеры и обманщики. При любом слегка десталинизированном диктаторском режиме больше свободы, чем на рабочем месте обычного американца. В офисе и на фабрике царит дисциплина и иерархия того же рода, что в тюрьме или в монастыре. На самом деле, как продемонстрировали Фуко и другие, фабрики и тюрьмы появились примерно одновременно, а те, кто ими управляет, сознательно заимствовали друг у друга методы управления. Работник — это раб на полставки. Работодатель говорит вам, когда явиться, до какого времени не уходить и что делать в промежутке. Какую работу выполнять и с какой скоростью. При желании он может довести свою власть до оскорбительных пределов — регулируя, если захочется, вашу одежду и количество разрешенных посещений туалета. За редкими исключениями, он может уволить вас по любой причине или вовсе без таковой. Он напускает на вас стукачей и непосредственных начальников, которые за вами следят, и собирает на вас досье. Возражения называются «неподчинением» (как будто работник — это непослушный ребенок), и за них вас могут не только уволить, но и лишить пособия по безработице. Хочу заметить, что точно так же дома и в школе обращаются с детьми — мотивируя это их «незрелостью». Не буду утверждать, что такой подход обоснован — но что же тогда говорить об их работающих родителях и учителях?

Описанная мной унизительная система доминации подчиняет себе большинство женщин и подавляющее большинство мужчин половину их активного времени — причем десятилетиями, большую часть их жизни. В определенном смысле неправильно называть нашу систему капитализмом, или демократией, или, еще хуже, индустриальным обществом; ее настоящие имена — фабричный фашизм и офисная олигархия. Всякий, кто называет этих людей «свободными», — или дурак, или лжец. Ты — это то, что ты делаешь. Если ты делаешь скучную, тупую, монотонную работу, скорее всего, ты сам станешь скучным, тупым и монотонным. Работа объясняет видимую повсюду ползучую дебилизацию гораздо лучше, чем гипотетические зомбирующие механизмы вроде телевидения или образования. Жизнь всех людей расчерчена по линейке — школа переходит в работу, с ограничителями в виде семьи вначале и дома для престарелых в конце; люди приучены к иерархии и психологически порабощены. Способность к независимому существованию атрофирована у них настолько, что страх свободы — одна из немногих фобий, имеющих под собой реальную почву. Послушание, намертво вбитое в людей на работе, выплескивается в семьи, которые они сами создают, воспроизводя таким образом систему дополнительным путем, а также в политику, культуру и все остальное. Лиши людей на работе жизненной силы — они и во всем остальном будут подчиняться иерархии и чужим мнениям. Им так привычнее.

Мы смотрим на мир труда из такой непосредственной близи, что не видим его таким, каков он на самом деле. Чтобы осознать, как далеко и до какой патологии дошло дело, приходится полагаться на тех, кто смотрит со стороны — из другого времени, из другой культуры. В нашем собственном прошлом было время, когда «рабочая этика» была немыслима. Возможно, Вебер действительно не зря связал ее появление с религией, а именно, с кальвинизмом — который, появись он сейчас, а не четыре века назад, был бы немедленно и справедливо квалифицирован как тоталитарная секта. В любом случае, чтобы посмотреть на труд в перспективе, достаточно воспользоваться мудростью древних. Они знали, что собой представляет работа на самом деле, и взгляд их, несмотря на трещины, проделанные кальвинизмом, оставался в силе вплоть до индустриализации — и был отмечен и отчасти поддержан даже ее пророками.

Давайте на минуту забудем о том, что работа превращает людей в обездвиженных подчиненных. Сделаем вид, что вопреки всем разумным психологическим и идеологическим теориям она никак не влияет на формирование личности. Допустим, что она не так скучна, унизительна и утомительна, как на самом деле. Даже в этом случае она все равно превращает все гуманистические и демократические идеалы в издевательство — просто потому, что отбирает так много нашего времени. Сократ говорил, что занимающиеся ручным трудом — плохие граждане и плохие друзья, потому что у них нет времени выполнять гражданский и дружеский долг. И он был прав. Из-за работы мы, что бы мы ни делали, всегда глядим на часы. Единственная «свобода» в так называемом свободном времени — это свобода работодателя от оплаты. Свободное время в основном посвящено подготовке к работе, поездке на работу, возвращению с работы и приведению себя в чувство после работы. Свободное время — это эвфемизм; он описывает странные свойства труда, который, будучи средством производства, не только доставляет себя с работы и на работу за свой счет, но и сам заботится о собственном ремонте и поддерживает себя в рабочей форме. Ни уголь, ни сталь этого не делают. Ни токарные станки, ни пишущие машинки. Это делают только работники. Неудивительно, что Эдвард Д. Робинсон в одном из своих гангстерских фильмов заявлял: «Работа — это для лохов!».