Амурские ребята - [22]

— Ваш туз не пляшет! Двадцать одно!

В другой комнате пьяный бородач орал:

— Расшибу! Изувечу!

В конце темного коридора жила хозяйка Глаши, Матрена Филатьевна. Павка осторожно стукнул в дверь. Что-то зашуршало за дверью, и знакомый голос — тоненький Глашин голосок — спросил:

— Кто там?

— Это я, Глашка, — ответил Павка.

— Заходи, Павка, никого нет.

Павка вошел в комнату. На высокой постели с горой подушек в розовых наволочках сидело двое ребят. Им было года по три, по четыре. Они перестали играть и вытаращили глаза на Павку. На столе стоял огромный медный самовар. В углу с полу и до потолка было развешано столько икон, сколько Павка не видел за всю свою жизнь. Под потолком болтался на шнуре розовый бумажный абажур. На стене висела картинка: франт курит длинную папиросу, под франтом огромными золотыми буквами написано:

Лучше ничего не надо,

Кроме папиросы «Ада».

— Хозяйка торговать ушла, а хозяин в пивной, — сказала за спиной у Павки Глаша. — А пока я за молоком бегала, мальцы коробку спичек достали да чуть друг друга не пожгли.

Павка обернулся и поглядел на Глашу. Она была еще бледнее, чем раньше. Глаза у нее больше не блестели. Под правым глазом был большой фиолетовый синяк.

«Ну и ну, — подумал Павка. — Видно, несладко тебе живется».

В первый раз в жизни он видел задиристую Глашку тихой и присмиревшей.

— Глашка, — сказал с постели младенец, — дай молока.

Глаша подошла к столу, налила из кувшина в чашку молока и подала младенцу.

Другой завопил:

— И мне-е, Глашка-а!!..

Глаша и второму налила молока.

— Что ж ты делаешь здесь? — спросил Павка.

— Да вот за ребятами смотрю, молоком, чаем пою, — сказала Глаша. — Дрова таскаю, печку топлю, полы мою, картошку чищу, рыбу, варю обед. Хозяйка придет с рынка — обедать садимся. А потом чай пьем — с сахаром.

— Дай, Глашка, сахару-у! — завопил младенец

— Нету сахара.

— Да-ай, дура-а-а! — заблажил младенец.. Глаша достала из сахарницы кусок сахару и положила на кровать.

— И мне-е! — завопил другой.

И тому пришлось дать кусок сахару.

— Ты где спишь-то? — спросил Павка.

— А я на полу. А хозяйка с хозяином на кровати — храпя-ят... А соседи водку пьют, ножиками режутся, дерутся в кровь... Ребят только будят. Они заревут, а я укачиваю... баю-бай, баю-бай... Ой, до чего они вредные, Павка!..

— Хозяйка тебя не бьет? — спросил в упор Павка, глядя на фиолетовый Глашин синяк.

— Не смеет, — сказала Глаша. — Я ее ножом зарежу, если посмеет...

Она старалась не глядеть в глаза. Павка понял, что хозяйка ее бьет.

— А я газетами торгую, — сказал Павка. — Деньги зарабатываю.

— Ты сыт? — спросила Глаша.

— До того сыт, до того сыт, что прямо невмоготу, — соврал Павка. — А ты?

— И я теперь сытая, — ответила Глаша таким голосом, что Павка понял: она говорит неправду. — Ты иди, Павка, — как бы хозяйка не пришла.

— Тебе ничего не надо? — спросил Павка.

— Ничего.

— Зайти к тебе?

— Как хочешь. Хочешь — заходи, не хочешь — не заходи.

— Я могу часто заходить.

— Не очень нуждаюсь, — сказала Глаша. В голосе ее послышались слезы.

— Да, — сказал Павка. — Про твоего братишку говорят, что он в тайге воюет.

— Где? — спросила Глаша. — Кто тебе говорил?

— Где — не знаю, а говорили в чайной.

Павка попрощался и вышел в темный коридор.

— Ваш туз не пляшет! Двадцать одно, — сказал опять кто-то в комнате, где играли в карты.

«Определенно пароль. Как у Сюркуфа», решил Павка.

— Расшибу-у! — кричал за тонкой перегородкой пьяный. — Изувечу!

— Да уймись ты, пьяница, — упрашивал женский голос. — Ну, приляг, что ли...

— Всех перебью! — кричал пьяница.

Павка вышел на улицу.

— Ишь ты, присмирела, — сказал он вслух. — Даже не дразнится. Видно, хозяйка ее лупит, как Сидорову козу. Ну и ну!

Ему стало жалко Глашу. Такая была отчаянная, а теперь не узнать. Видно, совсем забили девчонку. Он вздохнул и пошел в пожарную часть. Пожарники познакомились с Павкой, заставляли его играть на гитаре и петь; когда Павка пел, они очень смеялись и позволяли ему ночевать в тепле — возле лошадей, на конюшне.

Однажды, распродав все газеты, Павка подсчитал деньги. Оставалось как раз на рыбную селянку. Павка пошел на рынок в чайную. На рынке он увидел толпу. Толпа кричала и шумела. Павка пробрался в передний ряд и увидел, что все смотрят на фокусника — молодого веселого парня в перешитом матросском бушлате. Фокусник водил на веревке большого, коричневого, лохматого медведя.

— А ну, Мишка, — сказал фокусник медведю, — покажи, как солдат на парад идет?

Мишка, встав на задние лапы, важно прошелся по кругу.

— А ну, Миша, — сказал парень весело, — покажи, как пьяница из кабака домой идет, как жены боится, как бочком пробирается...

И Мишка очень похоже показал, как пьяница, пошатываясь, выходит из кабака, идет по улице и боком, на цыпочках, пробирается домой. Медведь презабавно отворачивал в сторону свою лохматую морду и даже закрывал глаза, изображая испуг.

— Ну и медведь! — закричали в толпе. — Где ты такого откопал?

— Вместе родились, вместе женились, вместе чай-кофий пьем, вместе в тиатр пойдем, — затараторил фокусник. — Мишка смирный, не кусает, только счастье вынимает, — продолжал он и надел медведю на шею ящик на толстом кожаном ремне. — А ну, поддержите коммерцию, дайте заработать морякам с разбитого корабля. Раскупайте счастье самое отличное, счастье самое приличное...