Амур широкий - [24]

— Мима моя строгая, послушная.

— Найдется хитрый охотник, утащит, — потешался Митрофан.

— Не утащит. Теперь другие законы, советские, понял? Только я дочь в этот, как его, комол, не пущу. Нечего ей целыми днями там бывать, всякое может случиться. Я не против комола, но надо сделать так, чтобы девушки были в одном комоле, молодые охотники в другом.

Разглагольствования старика слушали только из-за уважения к нему, часто перебивали и начинали свой разговор. С начала путины мужчины с тревогой ожидали, какая нынче будет кета, ведь от нее зависит их зимняя жизнь. Первые же кетины обрадовали их — гонцы были крупные, нагулянные, краснобокие. Взглянули на них рыбаки и сказали:

— Будет кета! Перезимуем!

А ворчливый Тумали добавил:

— В старое время жили — на кету надеялись, в новое время живем — тоже на кету надеемся, Кормилица.

Прошел первый ход. У всех рыбаков заполнились вешала юколой, она быстро подвяливалась, и многие отвезли полные лодки юколы в амбары. Теперь красными полосками полощется на ветру свежая юкола. Богдан, признанный мастер засолки кеты, заполнил несколько больших бочек. Икру он солил с Митрофаном.

Богатая кета нынче, и зима уже не страшна. Охотники говорят, кто чем займется зимой; одни собираются в тайгу, другие остаются в стойбище ловить осетров и калуг. Митрофан предлагал Пиапону резвого жеребца и подбивал его гонять почту.

— Нет, Митропан, в тайгу тянет, — отнекивался Пиапон. — Давай так сделаем, по воде отправимся в тайгу вместе, постреляем белок, мяса заготовим и вернемся. Тогда можно почту гонять.

Митрофан согласился.

Богдан несколько дней рыбачил на дальних тонях с родителями и Токто. Возвратился на Чисонко к концу путины.

— Что, опять родители уговаривали вернуться к ним? — спросил его Пиапон.

— Не возвращайся к ним, Богдан, — на полном серьезе сказал Митрофан. — Ты всю жизнь собираешься остаться холостяком, а они тебя оженят. Не ходи к ним.

— Нет, не пойду, — в тон ему ответил Богдан, и все рассмеялись.

Вокруг собрались соседи узнать новости.

— Все живы, здоровы. Был в Малмыже, у тебя, Митрофан, все хорошо. От Ивана только все еще нет известий. Приехал в Малмыж советский торговец, открыл лавку. Дед, ты его знаешь, он приезжал на пароходе, муку, крупу привозил.

— Это который, толстый, лысый, или высокий, усатый?

— Усатый, Воротин. С ним приказчик молодой, шустрый такой. Зовут его Максим Прокопенко. Муки, крупы у них мало, в долг не дают.

— Без дела останутся, — сказал Пиапон. — Правда, если и стали бы давать в долг, не стали бы охотники брать, люди до смерти боятся долгов.

— Хорошо, хоть открыли лавку, — возразил Митрофан. — Это советская лавка, цены в ней, наверно, другие.

— Товары дешевле, а пушнину по хорошей цене берут.

— Тяжело им придется, старые торговцы переманят охотников.

— Это точно. Как рыбу в заливах задерживают сетками, так они загородят нам путь к ним.

— Ничего, пример показать надо, — сказал Пиапон. — Уговорить надо охотников, чтобы сдавали пушнину только советским торговцам.

— Долги ведь…

— Эти долги, как камни на ногах.

Хоть и много раз велись разговоры о новых торговцах, о их ценах на пушнину, но все равно заволновались охотники. Раньше говорили о советской торговле как о далеком будущем, потому что ярмарка была временным торгом, а теперь открылась лавка, приехали торговец с приказчиком. Да и торговец знакомый, нанайские обычаи знает, говорит по-нанайски.

А хитрый Богдан приберег главную новость напоследок. Когда немного затих шум, он сказал:

— Воротин велел передать, что он заготовляет не только пушнину, но и мясо и соленую кету.

Никакого шума. Богдан оглядел охотников — может, они не расслышали? Нет, охотники все слышали, просто они обдумывали новость. Русские торговцы всегда кроме пушнины закупали мясо и рыбу. Вопрос в том, какая сейчас будет цена.

Богдан назвал цены, и тогда только зашевелились охотники. Да, цены у советского торговца были хорошие.

— Кто не засолил кету, можете везти ему юколу, — сказал Богдан. — Юколу, костяк — все он принимает и оплачивать будет мукой, крупой, порохом, дробью, материей.

Вот когда поднялся шум. Это была действительно новость!

— Зачем ему юколу? Костяк куда денет?! Цена какая?!

— Правда, что дробь и порох выдает?

Прибежали на шум женщины.

— Материю? На юколу? Правда?

— Богдан, слышишь, Богдан, даба есть? На халат есть?

— Не знаешь? Какой бестолковый, вот почему он не женится!

— Всякие материи, говоришь? Это хорошо. Юколу будем готовить!

Наконец утих шум.

— Юколу Воротин готовит впрок, — начал объяснять Богдан. — В складе будет хранить. Кому потребуется, тому и будет продавать.

— Это что, я свою же юколу смогу весной купить? — спросил Калпе. — Я могу ее и сам сохранить в амбаре.

— Тебя просят излишки продать, понимать надо. Никто у тебя последний кусок изо рта не тянет.

— Хорошие новости, — сказал Холгитон. — Сразу видно, что советская — это наша нанайская власть, раз она юколу, костяк принимает. О нас думает.

В этот вечер допоздна горел жирник в хомаране Пиапона, мужчины по-настоящему были взволнованы услышанным. Надо ловить больше кеты. Эх! Почему об этом не сообщили в начале путины!