— Ладно, Сасори, я намёк поняла: про «делай, что захочешь» не подумав ляпнула, — согласилась джонин, в то же время прекрасно осознавая: просто так её отпустить его теперь не заставит ничто.
Впрочем, хотела ли Анко этого? Нет, судя по тому, что руки машинально потянулись к животу, и секунды спустя Анко проворно стащила водолазку вместе с бельём. Впрочем, и этих мгновений Сасори оказалось достаточно, чтобы марионетка бесшумно оказалась рядом с ней.
— Мне кажется, она лишняя, — Анко смерила куклу взглядом и сложила руки под грудью, ненавязчиво её приподнимая. Приятные округлости оттягивают внимание от всего остального.
— Полагаешь? — спокойно уточнил Сасори, скользнув взглядом по её груди; однако то, с какой настороженностью куноичи наблюдала за куклой, возвратило его мысли в прежнее русло. — Ну, а мне кажется, что придётся пойти на особые меры, чтобы урок о вежливости закрепился.
«Что он задумал?!.. Что он задумал?!..» — бьющаяся в мозгу мысль одновременно приносила страх и возбуждение. Анко эта смесь срывала крышу.
— Мне стоит называть и тебя «сенсей»? — прошипела она ядовито, остро. Потому что успела уже выяснить за те недели, что они вместе танцуют на границе разумного, чем именно можно особенно сильно задеть его. — Орочимару так много значил в моей жизни, столько передал знаний, что и не счесть. А сейчас ты делаешь для меня то же самое… Сасори-сенсей… — выдохнула она, не прекращая хищно смотреть на кукловода, всё так же стоявшего на пороге.
Лицо Сасори преобразилось в мёртвую маску, в глазах полыхнула тьма. Вот теперь он стал по-настоящему опасен.
— Смеешь сравнивать меня с ним?
— Смею, — ответила Анко, её бил едва сдерживаемый озноб предвкушения. — Такой же маньяк.
Она успела заметить, как кукла дёрнулась в её сторону, но в тот момент ничего не стала предпринимать. Марионетка зашла сзади и обхватила рукой её шею, твёрдым отполированным предплечьем нажимая на горло. Анко была готова к этому ходу, потому успела набрать много воздуха прежде, чем поток был жестоко оборван; она вскинула руки в попытке дотянуться до механизма, но кукла дополнительными руками, появившимися из-под просторной хламиды, перехватила её запястья и развела в стороны, до боли сжимая, пока лишь слегка выкручивая. Ещё десять деревянных пальцев впились в бока куноичи, а ноги оплели холодные стальные жгуты, чтобы Анко точно не вырвалась.
А ей бороться становилось всё трудней — воздуха в лёгких перестало хватать, перед глазами начало темнеть, онемение разлилось по конечностям. Марионетка ослабила хватку.
— Ты можешь надолго задерживать дыхание, — холодно констатировал Сасори.
Анко невольно поморщилась. Ей вспомнилось, как Орочимару-сенсей на одной из тренировок заключил всех троих своих учеников в водяные тюрьмы и не отпускал, пока они не оказались на грани потери сознания. «Ты можешь дольше всех задерживать дыхание, Анко-чан», — прошипел он, когда Анко и её товарищи немного пришли в себя. Точно так же, как Сасори сейчас, отстранённо отмечал наблюдение.
Судя по мрачному удовлетворению во взгляде, Сасори понял, что попал в цель.
— Как Змей ещё тебя проверял? — он подошёл ближе; с каждым его шагом Анко всё отчётливей ощущала, что на этот раз разозлила кукловода по-настоящему. Блеск. — Про Джуин я знаю, но ведь наверняка было что-то до этого, верно? Так что же, Анко? — Сасори сузил глаза. — Он связывал тебе руки и бросал со скалы? Оставлял в лесу, полном дикого зверья, с подавленной чакрой и одним только кунаем в руках? Использовал на тебе новый яд и приказывал терпеть, наблюдая за его проявлением?
— Хм, я запуталась: ты сейчас об Орочимару говоришь или о себе? — прохрипела Анко и через силу кашлянула, но упрямо продолжила: — Помнишь тот случай, когда меня ранили кентавры, а ты, хотя и сделал противоядие, долго не давал мне его, а в конце ещё насильно поцеловал?..
Она рассчитывала, что Сасори, наконец, не выдержит, перейдёт к каким-нибудь активным действиям — уж очень паскудная была последняя неделя, чертовски хотелось сильных эмоций! Но его лицо неожиданно вновь стало почти спокойным, приняло задумчивое выражение. Затем Сасори негромко спросил:
— Он лишил тебя невинности и в физиологическом смысле?
Анко уставилась на него, старательно изображая возмущение.
— Вообще-то, мне было тринадцать, когда он ушёл из Конохи, так что…
Сасори прикрыл глаза — всё прекрасно понял.
— Что ж, твоя ненормальность вполне объяснима, — наконец произнёс он, и его голос был не совсем таким, как обычно, — с оттенком искренности, человечности. Удивительное преображение; вот только собственная победа над его самоконтролем сейчас вовсе не радовала Анко. Она опустила глаза, постыдно от кукловода их пряча. Грёбаное прошлое; когда же оно перестанет так задевать?..
— Так ты трахнешь меня сегодня или нет? — спросила она резче, чем хотела. — Если нет, то я пойду.
— Куда и как? — Сасори взял себя в руки быстрее и убрал из голоса и взгляда любые оттенки искренности. Да, таким он Анко нравился определённо больше. — Или моя марионетка тебе не мешает?
— Немного спектр возможных действий сокращает, а так ничего, — Анко поёрзала, насколько это было возможно, и демонстративно облокотилась спиной на куклу, положила голову ей на плечо.