Амирспасалар. Книга II - [44]

В торговых делах Хетумян преуспел. Фундук приносил приличный доход, и его умелый хозяин, с приятным открытым лицом и смелыми манерами, был охотно принимаем в лучших домах Сиса и даже бывал во дворце царей. Обширное знакомство среди итальянских, армянских, арабских и византийских купцов, имевших многочисленные торговые заведения в городах приморской Киликии, помогало Хетумяну получать ценные сведения обо всех интересующих его делах и на Востоке и на Западе. Одним из первых донесений молодого Хетумяна было сообщение о взятии Иерусалима султаном Салах-ад-дином. С тех пор утекло много воды. Из стройного юноши Гарегин превратился в степенного купца с волнистой черной бородой и полным станом, туго обтянутым богатым франгским кафтаном. Он так и не женился…

Распродав товары со складов и получив от сисских купцов долги, Хетумян с грустью попрощался с друзьями, отстоял напутственный молебен в соборе и с грузом драгоценной пурпурной краски отбыл в гавань Айас. Там он сел на венецианскую галеру и в компании нескольких ломбардских банкиров и купцов из Генуи поплыл к берегам Италии. На Кипре корабль принял новый груз и с ним толстого монаха с маленькими, шмыгающими по сторонам глазками. Он вез, как охотно поведал путешественникам, священные реликвии. В их числе имелась яма, в которую был врыт крест Иисуса Христа при его распятии; хвост святого осла, везшего Спасителя при входе в Иерусалим; окно, через которое влетел к Деве Марии в Благовещение Архангел Гавриил; большой сосуд египетской тьмы; несколько коробов со вздохами Христа на горе Гефсиманской и еще ряд ценнейших реликвий, о которых монах говорил на ухо лишь достойнейшим слушателям. К реликвиям относились плоть Христа и пара бутылок молока Богородицы, которых не приобрести и на вес золота… Монах хвастливо добавлял, что если за мощи святого Марка некогда было уплачено Венецией сто тысяч дукатов, то у него в трюме лежит святынь на не меньшую сумму. Слушатели набожно закатывали глаза к небу, слушая россказни монаха, и верили всему. От Кипра галера приплыла на благоухающий остров Корфу, а оттуда через Мессинский пролив вступила в Тирренское море и пошла вдоль берегов Италии.

Корабль медленно продвигался по лазурному морю под мерный плеск весел и звон бронзовых дисков шкипера, управляющего гребцами. За ним следовали дельфины, ныряя в осыпанных солнечными блестками голубых волнах. Благополучно достигнув гавани Остии, Хетумян по вымощенной каменными плитами древней Остиевой дороге въехал в Рим.

Немало путешествовал на своем веку Хетумян, побывал во многих городах Востока — и в царственном Константинополе, и в прекрасных Афинах, и в многолюдной Александрии. Вечный город, однако, его поразил. На дальних подступах к столице за сотни стадий путника ошеломили могучие акведуки времен цезарей, имевшие одну, две и даже три аркады при пересечении оврагов и долин. Прямые, как стрелы, они вступали в город, неся высоко над домами облицованные камнем каналы, доставлявшие в римские водоемы и термы прохладную воду горных источников. Вскоре показался величественный купол Пантеона — наибольшего во вселенной. Далее Хетумян увидел развалины терм Каракаллы, где могли мыться сразу две тысячи человек, и залитый лучами солнца гигантский Колизей. Его огромные каменные блоки только начинали растаскивать строители дворцов для римской знати. Кое-где еще виднелись на темном фоне арок остатки беломраморных статуй. Он ехал по берегу Тибра, мимо замка Сан-Анжело, на башне которого стояла бронзовая крылатая фигура ангела, вкладывавшего меч в ножны. Внимание Хетумяна привлекли и большие, облицованные серым тесаным камнем строения — палаццо знатных родов. С толстыми решетками на окнах, они выглядели подлинными крепостями.

Изредка раскрывались большие ворота, и на улицу выезжали всадники в бархатных и шелковых одеяниях, сопровождаемые вооруженной охраной.

Хетумян следовал на прекрасном берберийском скакуне. Двое погонщиков усердно подхлестывали мулов. Знаменитые римские куртизанки, спешившие поутру в бани, слали статному всаднику многообещающие улыбки, а старые сводни уже протягивали ему каталоги прекраснейших особ, где подробно указывались личные качества, адреса и цена благосклонности. Приезжего удивило и необычайное множество на улицах духовных лиц в самых разнообразных одеяниях, от входящих в моду грубых ряс нищенствующих монахов до фиолетовых чулок расфранченных молодых монсеньоров, багряных мантий и красных бахромчатых шляп кардиналов, с надменным видом следующих на крупных мулах с серебряной сбруей.

Четыре года прошло после интронизации Иннокентия III. Энергичными мерами упрочив папскую власть в столице, он занялся внешними делами. Такой же смелый, как папа Григорий VII Гильдебранд, Иннокентий III казался удачливей своего знаменитого предшественника. Мысленно обнимая огромную арену — от Исландии до Евфрата и от Палестины до Скандинавии, всевидящее око папы проникало и во дворец императора, и в дом простого горожанина, в самые далекие уголки Европы и Ближнего Востока. Он был твердо убежден в высшем назначении папства — по прямому божьему предначертанию, и не было для него в феодальной Европе власти слишком могущественной. На Востоке обстановка была более сложной, а успехи папства значительно меньшими, хотя борьбе с православной Византией и с воинствующим исламом курия уделяла особое внимание.