Амирспасалар. Книга I - [79]

— Добро. После вечерни приведи мне их старшого с толмачом. Поговорим тогда, — кинул великий князь. К нему через толпу пробирался городской оружейник Олекса.

— Принес, Олекса? — живо спросил Всеволод Юрьевич.

— Принес, князь великий. Во, гляди!..

И, развернув пестрый плат, Олекса вынул шлем своей работы. Князь Всеволод залюбовался. Шлем был выкован из одного куска стали, сверху набит серебром и выложен серебряными накладками со сложным орнаментом и изображением архангела Михаила. Кругом вилась надпись: «Великий архистратиже господень, помоги рабу своему Димитрию»[94].

— А лучше был бы злаченый, — молвил осторожно мастер.

— Много золота пошло бы… — раздумчиво отозвался Всеволод Юрьевич.

Отпустив мастера, великий князь встал и медленно прошествовал из гридницы на свою половину.

Вечером стража доставила к княжему двору встревоженного варпета Галуста с толмачом. Дьяк Онуфрия строго оглядел армянского каменщика и передал ему через переводчика-грека предупреждение:

— Ты гляди, мастер, всю правду великому князю сказывай! Грозен бо князь великий и не помилует за лжу, повелит вздернуть на первой же осине…

Галуст только тряхнул головой. «Везде цари одинаковы, всегда казнями угрожают!»

Великий князь сразу же сурово вопросил:

— Пошто лясы точил на кружале о «русском» царе у вас в Обези? Отвечай, смерд, да говори правду!

— Правду я молвил, государь! У картлийской царицы Тамар муж — русский князь Георгий, родом отсюда, из вашего города, — ответил Галуст.

— Князь Георгий?! — с удивлением повторил за толмачом Всеволод Юрьевич и обратился к Онуфрию: — Слышь ты, дьяче, какой это Георгий будет?

— Господине, я уже разузнал — то Юрий, племяш твой, сын упокоенного княж — Ондрея.

Князь Всеволод очень встревожился. «Проявился след Юрашкин, слухи о нем пойдут по земле русской. А там, смотришь, из бояр и людишек брата, покойного Ондрея приближенных, кто и хвост поднимет противу власти моей!..» Он начал подробно расспрашивать обезского мастера:

— Много ли Обезь воев имат и далек и удобен путь туда?

— Царство Картлийское большое. От моря до моря тянется. И воинов много имеет — одних кипчаков, половцев по-вашему, государь, тридцать тысяч, да еще много других конных полков есть. А путь туда далек, через степи и горы идти надо, реки переплывать. Месяца два или побольше пути, — обстоятельно рассказывал Галуст. Толмач переводил.

Великий князь задумался. Потом задал новый вопрос:

— А что делает князь Георгий у вас в Обези?

— Воюет с сельджуками, государь. Недавно большой город у них отвоевал — Двин.

Последнее известие совсем не понравилось Всеволоду Юрьевичу. Значит, в походы против бесерменов уже пустился Юрашка… А войска, видно, много у него, да все конные! А ну как пожаловать вздумает за отцовским наследием? До Владимира, может, и не дойдет, а до Киева — очень даже просто, по Днепру доплывут. А тогда снова смута великая зачнется на Руси…

Вечером в опочивальне, отходя ко сну, князь Всеволод все рассказал княгине Марии. Мрачный огонек зажегся в черных выразительных глазах ясыни.

— Вот почему наши багатары потеряли след змееныша в Дешт-и-Кипчаке! Значит, он теперь уже в Картли, мужем царицы стал, старшей дочери покойной Бурдухан, вашей родственницы… Проклятый! Пошли, княже, верных людей в Тифлиз, покончить с ним, — стала просить супруга.

Всеволод Юрьевич только отмахнулся:

— Мелешь невесть что, Марья. Чай, Юрка-то в охране. Попробуй в Обези добраться до царицыного мужа!

— Так как же быть? Оставить злодея безнаказанным?!

— Не он первый начал: мово брата Ондрея убил-то ведь родич твой! Впрочем, погоди-ка…

Всеволод недаром был полувизантийцем по крови. Мысль о возможном вторжении на Киевщину многочисленных обезских войск, во главе с ненавистным племянником, не давала ему покоя. Но показать свою тревогу жене он не захотел. Позевывая, небрежно молвил:

— Пошлю-кось дьяка Онуфрия в Обезь в обличии купца, с мягкой рухлядью. Пущай из норы лисенка выгонит, пока беды большей не натворил… Так-то будет лучше! — закончил Всеволод и повернулся на другой бок.

Велико было удивление Галуста и всей артели, когда на следующий день тиун без объяснения причин уволил армянских каменщиков. Вскоре Галуста снова вызвали на княжий двор и предложили подобру-поздорову убираться из Владимира.

— Впрочем, — добавил дьяк Онуфрий снисходительно, — я сам с вами поеду до Обези и за корм в дороге всей артели уплачу! Мукой али деньгами. А вы мне в пути помогите, добрые люди…

Что было делать бедным армянским каменщикам? Ругательски ругая новгородского купчину, сманившего их из Крыма, а заодно и старосту, поверившего в большие заработки на Суздальщине, стали они собираться в путь-дорогу. А предстояла она немалая и весьма опасная — через Дикое поле и Дешт-и-Кипчак к Дербенду.

Вскоре несколько тяжело груженных саней с анийцами и дьяком Онуфрием выехали по первопутку через Иринины ворота из Владимира. С дьяком ехал его племянник, угрюмый, рослый парень, не выпускавший бердыша из рук. На больших розвальнях везли мягкую рухлядь — ценные меха, зашитые в кожаные мешки. Сверху для укрытия навалили сена. Ехали долго, с бережением, избегая зимних кочевий и населенных мест. Дьяк Онуфрий сдержал обещание и снабдил артель дорожным припасом, выдал и корму для лошадей. Когда решали заночевать, останавливались засветло, чтобы не привлекать огнем костров недобрых людей. Дьяк ложился особо, прямо на тюках с мехами, а племянник ночью не спал, сторожил обоз попеременно с одним из каменщиков. В степи завывали голодные волки, но близко подойти к саням не решались. Проехав благополучно Донские степи и Дешт-и-Кипчак, подошли к Железным Воротам на берегу Каспия. Здесь начинались владения ширваншаха Ахситана. По прибытии в столицу царства — Шемаху каменщики увидели в городе много новых сооружений и решили остаться здесь на работу. Дьяк Онуфрий с племянником, давно сменив сани на скрипучую арбу, направились прямо на запад, через Ганджу и Шамхор, в Тбилиси.