Амирспасалар. Книга I - [59]

Парон Саргис крепко задумался над письмом шурина. Недавнишний князь, он ощущал шаткость своего положения незнатного человека перед кичащимися древним происхождением дидебулами, не был и богат, как князь Абуласан. И думалось ему, что, хоть и в изгнании, умный шурин лучше оценивает обстановку в царстве после смерти царя. А вдвоем они представят достаточную силу, дабы противоборствовать княжескому своеволию на пользу власти царской и всего Картли. Парон Саргис решил помочь родичу…

К коронованию Тамар готовились в большой спешке и с великим рвением. Царица Русудан желала пышностью церемонии упрочить шаткое положение племянницы и громогласно требовала от амирэджиби и других сановников тщательного соблюдения всех мелочей сложного обряда, шедшего еще от Византии. Министр финансов, бледнея, только успевал подписывать денежные приказы по ужасающим дворцовым тратам, расточал немалое наследство, оставленное экономным Георгием III. Неустанно бегали во дворец поставщики драгоценных тканей и украшений, день и ночь работали златошвеи, сбились с ног ювелиры, подгоняя древнюю корону под точный размер головки юной правительницы. Как всегда, бойко торговали лавки с красным товаром, оружейные мастера и городские швецы были завалены заказами. Пользуясь случаем, ростовщики повысили ссудный процент… Дорого обходились народу пышные царские церемонии, но того требовали стародавние обычаи, тонкая придворная политика и безграничная дворянская спесь.

Не из последних в Шида-Картли считались Цихишвили. Один из них — князь Заза преуспел особенно, незадолго до кончины царя Георгия был назначен начальником дворцовой стражи. Коронация Тамар застала его врасплох. Был он кругом в долгах, по расточительности и собственной и всего княжеского семейства — княгини Кетеван и трех заневестившихся дочерей. Что было делать князю? Менялы, паучье племя, отказались ссужать без залога, фамильное серебро давно было в закладе, выкупалось лишь на время, перед приемом гостей. А в торговых рядах не отпускали в долг нужные товары. В доме воцарился ад. На тахтах, стеная и крича, валялись княжны. Кетеван сидела мрачнее тучи, запершись в спальне. Заза пропадал во дворце, стараясь попозднее вернуться домой. Наконец, державшая все семейство в своих руках княгиня не выдержала. Представ с грозным видом перед мужем, она закричала:

— О чем думаешь, князь? Могут ли Цихишвили отправиться во Мцхету в прошлогодних платьях? И кто заплатит Опизари за ожерелья?

— Раньше прабабкины наряды носили княгини, — попробовал огрызнуться Заза.

Но Кетеван была неумолима. Она требовала достойных обновок для дочерей и для себя. На следующий день, забрав с собой чуть не половину дюжих царских стражников, Заза отправился в селение близ Гори.

Моурав Ражден выслужился из дворовых холопов за неимоверную злость к людям и исключительное умение выколачивать подати: ни в одном поместье округи до него не выполнялась барщина. Одна беда — крал безбожно, в немалой степени увеличивая господское оскудение. Все это знали. Чуял это и князь Заза, не раз прикладываясь тяжелой десницей к толстой управительской морде. Но поймать продувную бестию не удавалось, лишь на лето приезжала княжеская семья в имение, а самого хозяина держала царская служба. Поэтому несказанно поразился моурав неожиданным приездом владетеля и сначала струхнул. Когда патрон объяснил цель своего появления в поместье, Ражден облегченно вздохнул и тотчас проявил рвение.

— Скотина сейчас худа, после зимовки, патроно, не успела еще откормиться. За бесценок возьмут ее мясники, — озабоченно докладывал моурав.

— Вижу, вижу, уже смошенничать собираешься! — заметил князь. — Ну а как с зерном, лоби, маслом, вином?

— В цене, батоно! — поспешил ответить Ражден.

— Так. А беглых нет? — осведомился Заза.

Моурав замялся:

— Двое сбежали перед пасхой. В горы подались, в Аланию.

— А семьи остались? — грозно вопросил помещик.

— Бобыли они, — признался Ражден.

Заза помрачнел.

— А с недоимками как?

— Их не осталось, батоно. Все взыскал, что положено по закону. — И Ражден начал перечислять все полагающиеся владетелю земли подати и сборы, а их было немало! Князь поморщился:

— Перестань молоть чушь, Ражден. Деньги нужны немедленно! Не сумеешь собрать оброк, не быть тебе тогда моуравом, да и плетей у меня отведаешь. Собирай поселян, я им сам растолкую… а пока что — я голоден! Давай скорее поесть…

— Тотчас, патроно! — кинулся к дверям Ражден.

Симоне собирался в город, на базар. Отсыпав лоби в хурджин, он стал прилаживать кувшин с вином в другой. Надо было купить новый лемех, немного соли, да и хакиму за снадобье для больной жены пора уплатить, два раза присылал напоминание. Всю зиму прохворала Маро и сейчас лежит на тахте в лихорадке. Увязав хурджины, Симоне только хотел взвалить их на широкое плечо, как постучали в дверь.

— Ступай на господский двор, Симоник! Да поспеши, патроно со стражниками из Тбилиси пожаловал, — громко кричал с порога сотский.

— Еще чего ему от нас понадобилось? — простонала женщина на тахте.

Не ответив, сотский ушел. Нахлобучив войлочную шапку, Симоник поплелся на усадьбу.