Американский Шерлок Холмс. Зарождение криминалистики в США - [17]

Через пятьдесят лет в Сан-Франциско запретили строить кладбища: земля была слишком ценной, чтобы отдавать ее под могилы. В 1914 году власти города начали эксгумацию покойников — тысячи тел вынимали из могил и засовывали в повозки. Жуткие караваны тянулись от Мишн-стрит до Колмы, что в пятнадцати километрах к югу от Сан-Франциско. Процесс перезахоронения стоил семьям по 10 долларов за одного усопшего. В противном случае тела помещались в общие могилы.

В последующие годы вагоны на электрической тяге ежедневно возникали из тумана, словно образы, сошедшие со страниц готического романа: мрачные махины с зашторенными окнами напоминали гробы. Внутри на циновках действительно перевозили гробы с телами, а рядом на плетеных креслах в течение часовой поездки сидели скорбящие родственники покойных. Траурные вагоны были расписаны спереди золотой краской, что недвусмысленно указывало горожанам на их назначение^{101}.

Боˊльшую часть Колмы, занимающей пять квадратных километров, отвели под кладбища. Похоронные процессии стали для городка ежедневным ритуалом. Среди тех, кто нашел здесь последнее пристанище, были и знаменитые на всю Америку легендарные личности вроде стрелка Уайетта Эрпа[18] и джинсового магната Ливая Страуса[19].

Почти все жители Колмы так или иначе подвизались в похоронном деле. За двадцать лет город с несколькими сотнями жителей принял 150 тысяч покойников. В 1924 году Колма превратилась в некрополис — огромное кладбище, которое называют «Городом душ». Дабы духовно поддержать скорбящих родственников, постоянно приезжающих в Колму, здесь стали строить церкви. В 1921 году к священникам в городках вроде Колмы относились с особым благоговением, считая их неприкосновенными для сил зла.

Отец Патрик Хеслин^{102}, священник католической церкви Святых ангелов на Сан-Педро-роуд, тихо сидел у себя в кабинете, а на улице, в метре от крыльца, клубился туман. Мэри Вендел, которая уже семь лет работала экономкой священника, суетилась на кухне дома — большого здания, примыкавшего к церкви. Лучи фар крадущихся по дороге автомобилей едва пробивались сквозь плотную завесу тумана, поглотившего робкий свет вечернего солнца.

В свои пятьдесят восемь отец Хеслин, рослый и крепкий, с темной, чуть поредевшей шевелюрой и ирландским акцентом уроженца графства Лонгфорд, по-прежнему оставался привлекательным мужчиной. Проповедуя с кафедры каждое воскресенье, святой отец стал для прихожан добрым и авторитетным наставником. Отец Хеслин и его экономка приехали в Колму лишь десять дней назад^{103}. Служа на предыдущем месте, в церкви Терлока, в полутора сотнях километров отсюда, святой отец мудро руководил паствой, не отказывал в полезном совете отчаявшимся парам, приобщал к вере молодежь. Он надеялся продолжить те же традиции и здесь, в Колме.

Через дорогу от дома священника к тротуару подъехал автомобиль. Урчание двигателя замолкло, кто-то перешел на эту сторону дороги. В доме раздался звонок, и в дверь тут же стали неистово колотить. Отец Хеслин слышал, как экономка отперла замок и распахнула дверь.

— Там мужчина зовет вас к умирающему другу, — сообщила экономка.

В ее голосе явно слышалось беспокойство. Посетитель дико нервничал, казалось, он едва владеет собой. Одет незнакомец был совершенно неподобающе для ночной поездки, и, сколько Мэри ни уговаривала его зайти в дом, категорически отказывался.

— Я очень тороплюсь. — У мужчины от волнения прорывался сильный акцент.

Поздний посетитель встревожил экономку, а отца Хеслина заинтриговал. Священник поспешил ко входной двери, желая увидеть человека, который отважился ехать к нему сквозь густой туман ради друга. Вскоре святой отец с изумлением разглядывал незнакомца. Лицо гостя скрывала шляпа с огромными полями и поднятый воротник большого тяжелого пальто. Заметив смуглую кожу мужчины, экономка сообразила, что он не американец. Глаза незнакомец прятал за темными очками — нередкий аксессуар водителей модных в 1920-е автомобилей с открытым верхом. Однако, учитывая вечернее время и туман, очки смотрелись нелепо. Любопытная соседка, выйдя на крыльцо, рассматривала припаркованную возле ее дома машину и силилась расслышать разговор на пороге дома священника.

Экономка удалилась в другую комнату, чтобы незнакомец мог переговорить со святым отцом с глазу на глаз. Объяснив, что у его друга чахотка, от которой тот скоро умрет, незнакомец попросил отца Хеслина прочесть над несчастным молитву, дабы приготовить его душу к переходу в мир иной. Священник согласился помолиться вместе с умирающим и отпустить ему грехи.

В девятнадцатом и начале двадцатого столетия больше всего жизней в США уносил туберкулез^{104}. На самом деле Американская ассоциация пульмонологов появилась в 1904 году именно из-за распространения этой смертельной болезни. В 1920-х туберкулез, или, как его тогда называли, «чахотка», был смертельным приговором. Недуг поражал прежде всего бедных горожан: слабость, обильная потливость по ночам и страшные приступы кашля постепенно сводили больных в могилу.

Отец Хеслин понимал всю опасность поездки к больному — ведь туберкулез невероятно заразен. Порой и доктора отказывались посещать таких пациентов. Впрочем, священник твердо верил в христианское самопожертвование. Экономка вернулась в прихожую и тихо спросила у святого отца, собирается ли он поехать к умирающему. Отец Хеслин ответил утвердительно.