Американский психопат - [116]

Девушки

В последний месяц я появляюсь в офисе, мягко говоря, эпизодически. Мне хочется только качаться, поднимать штангу и заказывать столики в новых ресторанах, где я уже был, а потом отменять заказы. У меня в квартире пахнет гнилыми фруктами, хотя на самом деле этот запах исходит из содержимого головы Кристи, которое я выскреб и положил в хрустальный шар от Маrсо, стоящий на тумбочке рядом с входной дверью. Сама голова – полая, измазанная засохшими мозгами, с пустыми глазницами – лежит в углу гостиной, за пианино; хочу использовать ее вместо тыквы для фонарика на Хеллоуин. Из-за этой вони я решил воспользоваться квартирой Пола Оуэна, чтобы устроить небольшую оргию, запланированную на сегодня. Я обыскал всю квартиру на предмет «жучков», но не нашел ничего. Один человек, с которым я общаюсь через своего адвоката, говорит, что Дональд Кимболл, частный детектив, слышал, что Оуэн действительно в Лондоне, что его видели в холле Claridge’s, и один раз у портного на Сэвил-роу, и еще в новом модном ресторане в Челси. Кимболл вылетел туда позапрошлой ночью, а это значит, что за квартирой теперь никто не следит, ключи, которые я украл у Оуэна, все еще у меня, и замок там не сменили, так что я собираюсь принести все необходимое (электродрель, бутылку кислоты, пневматический молоток, ножи, зажигалку Bic) прямо туда сразу после ланча. Я заказываю на вечер двух девушек из агентства досуга с хорошей репутацией, если подобное учреждение вообще может иметь хорошую репутацию, главное, что именно в это агентство я раньше не обращался; расплачиваюсь карточкой Оуэна American Express, потому что, как я полагаю, все думают, что Оуэн сейчас в Лондоне, и никто не проследит, куда уходят деньги с карточки, хотя на его платиновой АmЕх денег вполне достаточно. В сегодняшнем «Шоу Патти Винтерс» речь шла о секретах красоты принцессы Дианы (мне кажется, в ироническом смысле).

Полночь. Разговор, который я пытаюсь вести с двумя девочками – обе очень молодые блондинки с большими сиськами, – немногословен, потому что мне сложно держать себя в руках.

– У вас тут прямо дворец, мистер, – детским голоском говорит одна из них, Торри, завороженная безвкусной квартирой Оуэна. – Настоящий дворец.

Я раздраженно смотрю на нее:

– Да ничего особенного.

Я делаю напитки – разумеется, из бара Оуэна – и как бы вскользь упоминаю, что работаю на Уолл-стрит, в компании Pierce&Pierce. Похоже, они не особенно этим заинтересовались. Одна из них спрашивает, не обувной ли это магазин. Тиффани сидит на черном кожаном диване и листает номер «GQ» трехмесячной давности, вид у нее смущенный, как будто она чего-то не понимает, точнее, как будто она вообще ничего не понимает, и я думаю: «Молись, сука, просто молись». Потом я признаюсь себе, что меня очень заводит, что эти девочки унижаются передо мной за деньги, которые для меня – карманная мелочь. Налив им еще выпить, я упоминаю, что закончил Гарвард, и потом спрашиваю:

– Слышали когда-нибудь о Гарварде?

Ответ Торри меня поражает:

– У меня был один деловой знакомый, который говорил, что он там учился. – Она пожимает плечами.

– Клиент? – спрашиваю я, заинтересовавшись.

– Ну, – нервно говорит она. – Просто деловой знакомый, скажем так.

– Сутенер, что ли? – говорю я, и тут начинается самое странное.

– Ну. – Она умолкает на пару секунд, потом продолжает: – Будем считать это деловым знакомством. – Она отхлебывает из стакана. – Он говорил, что учился в Гарварде, но… я ему не поверила. – Она смотрит на Тиффани, потом на меня. Но мы оба молчим, и она сбивчиво продолжает: – У него была типа… ну… обезьяна. И мне надо было присматривать за этой обезьяной, ну… у него в квартире. – Она умолкает и продолжает ровным, монотонным голосом, периодически отпивая из стакана: – Приходилось весь день смотреть телевизор, потому что делать там было нечего, пока этого парня не было дома… а я пыталась следить за обезьяной. Но… что-то с ней было не так, с этой обезьяной. – Она опять умолкает и делает глубокий вдох. – Эта обезьяна… она смотрела… – Она запинается, смотрит по сторонам, у нее на лице задумчивое выражение, как будто она пытается решить, стоит ли рассказывать эту историю, как будто мы – я и та вторая сучка – должны быть безмерно ей благодарны за этот рассказ. Соответственно, я готовлюсь к чему-то шокирующему, разоблачительному, к какому-то немыслимому откровению. – Она смотрела только… – Она вздыхает, а потом вдруг начинает говорить быстро-быстро: – «Шоу Опры Уинфри», и больше ничего она смотреть не хотела. У этого парня была куча кассет с этим шоу, и он записывал их специально для своей обезьяны. – Теперь она смотрит на меня умоляюще, как будто сходит с ума, прямо здесь и сейчас, в квартире Оуэна, и хочет, чтобы я… что? Проверил это? – А реклама была вырезана. Однажды я попыталась… переключить на что-то другое, выключила кассету… я хотела посмотреть сериал или что-нибудь еще… но… – Она допивает содержимое своего стакана и закатывает глаза. Она явно расстроена воспоминанием об этой истории, но тем не менее храбро продолжает: – Обезьяна начала в-в-визжать и успокоилась, только когда я снова включила программу Опры. – Она сглатывает, прочищает горло, похоже, она собирается заплакать, но этого не происходит. – Понимаете, ну… ты пытаешься включить телевизор, какой-нибудь канал, а эта чертова обезьяна начинает визжать, – с горечью говорит она и обнимает себя за плечи. Ее трясет мелкой дрожью, и она тщетно пытается себя согреть.