Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [90]
Генеральный консул Харрис известил полковника Эмерсона, что 2 июля 1918 года он получил от «пекинской миссии» информацию о том, что чехи не собираются уходить из Сибири. Весьма неопределенное заявление, когда обращаешься к должностному лицу со специфическими обязанностями.
Мистер Харрис не говорит, что информация получена от американского посольства, однако считает ее достаточно ясной, чтобы начать действовать. Должно быть, он получил ее от кого-то из сотрудников американского посольства в Пекине, и я предполагаю, что эта информация пришла через Пекин из Вашингтона, поскольку до мистера Харриса проще было достучаться таким путем, чем через американского посла в России, в это время находившегося в Вологде.
От полковника Эмерсона я узнал, что Советы пытались выдворить чехов из Сибири за два месяца до того, как я получил свои предписания, а они решили не уходить. Советы предлагали отправить с ними сопровождающих, чтобы их не задерживали по пути во Владивосток. В моих предписаниях утверждалось, что помощь чехам надо оказать незамедлительно. Как я только что показал, это была ошибка или намеренное недопонимание. Неужели возможно, что во время составления моего предписания в Вашингтоне не знали, какова реальная ситуация с чехами?
В это время Соединенные Штаты имели в Сибири своих консульских представителей. Генеральный консул Харрис находился в Иркутске и ездил на запад, чтобы увидеть, нужно ли помогать чехам выбраться из Сибири, и еще до того, как были написаны мои предписания, прекрасно понимал, что они не собираются уходить и не нуждаются в помощи. Естественно, возникает вопрос, были ли сообщения об этом отправлены представителями Соединенных Штатов и проигнорированы Вашингтоном, или мои предписания были написаны, основываясь на пропагандистских вымыслах в отношении чехов, поскольку американское консульство в Сибири не передало реальную информацию? Как было установлено, чехи захватили Транссибирскую железную дорогу, и, даже если их положение в европейской части России требовало помощи, это никак не отразилось на данных мне инструкциях, поскольку мне было приказано не заходить западнее Иркутска.
Соединенные Штаты заставили поверить, что Советы выпустили немецких и австрийских военнопленных, которых держали в Сибири, что не соответствовало действительности, как показали сообщения представителей Соединенных Штатов, отправленных, чтобы прояснить ситуацию, а также информация из других источников, ставшая достоянием гласности.
Помимо чехов американцы должны были охранять военные склады, которые в будущем могли понадобиться русской армии, однако недостаток взаимодействия между различными американскими представителями в Сибири не позволил добиться больших успехов в этом отношении.
Остается обсудить ту часть американской политики, которая выражена словами «поддержать любые усилия по реализации самоуправления и самозащиты, если русские будут готовы принять такую помощь». Это та самая зацепка, которая дала Государственному департаменту в лице мистера Пула, используя генерала Черчилля, обвинять меня в том, что я не выполнил эту часть своего приказа, поскольку не помог «поддержать» Колчака.
Мне кажется совершенно очевидным, что военное министерство никогда не рассматривало возможность того, чтобы военные выбирали в России какую-то политическую группировку и помогали ей без предварительного принятия Вашингтоном решения о том, насколько желательна такая помощь. Как бы там ни было, военное министерство смотрело на мои предписания так же, как я.
Я не мог не прийти к убеждению, что мистер Пул в Вашингтоне и мистер Харрис в Сибири – оба являвшиеся чиновниками Государственного департамента – были очень обеспокоены тем, чтобы я направил американские войска на борьбу с большевиками. Мистер Пул, который до того, как уехать в Вашингтон, был генеральным консулом в Архангельске, видел, как американские войска использовались в таком качестве. Я также считаю, что оба этих чиновника, судя по их критическим замечаниям и предложениям, надеялись, что я буду использовать американские войска, как желают они, а не как мне приказано военным министром.
Различная политика, которую проводили разные американские представители в Сибири, отражалась на их поведении относительно предложений, исходивших от союзных командующих. Легко заметить, что при возникновении разногласий английское, французское и японское командование почти всегда оказывалось на одной стороне, а американское, китайское, канадское, чешское и итальянское – на другой.
Войска Соединенных Штатов очень добросовестно следовали политике избегания конфликтов между различными русскими группировками, и это было возможно до тех пор, пока они не получили приказ охранять железные дороги, что заставило их нарушить нейтралитет, поскольку на практике оказалось, что железные дороги эксплуатируются исключительно сторонниками Колчака и в его интересах. Я обеспечивал поставку Колчаку оружия и боеприпасов для его боевых частей, поскольку 12 июля 1919 года наш президент согласился помочь ему «боеприпасами, предметами первой необходимости и продовольствием». Я не мог совместить эти действия с принципами невмешательства во внутренние дела России. Однако Государственному департаменту это, похоже, удалось, потому что 7 ноября 1919 года, после того как, по меньшей мере, боеприпасы были переданы Колчаку, он заявил: «Правительство никоим образом не предлагает отойти от принципов невмешательства во внутренние дела России». Я сомневаюсь, что какой-либо непредвзятый человек мог бы согласиться с тем, что Соединенные Штаты не вмешивались во внутренние дела России. Своим вмешательством Соединенные Штаты помогали непопулярному монархически настроенному правительству, которое не поддерживало большинство народа. Благодаря этим действиям Соединенные Штаты заслужили негодование более девяноста процентов населения Сибири.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.