Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [88]
Что касается поведения британцев в Сибири, то генерал Нокс, который к формированию британской политики имел отношение больше, чем любой другой британец, не разделял взглядов Ллойд Джорджа. Считая Колчака русским либералом, он полагал, что после того, как британцы сделают его Верховным правителем, большевизм быстро исчезнет. Мое решительное утверждение, что британцы собирались дать власть Колчаку, основано на следующем заявлении мистера Уинстона Черчилля в палате представителей относительно правительства Колчака: «Британское правительство воплотило это в жизнь своими собственными усилиями, когда в этом возникла необходимость».
Это заявление вкупе с действиями британских войск в Омске в ночь, когда была свергнута Директория и Колчак провозглашен Верховным правителем, весьма показательно демонстрируют намерения Британии.
При царском режиме генерал Нокс был военным атташе в России. Он говорил по-русски и, несомненно, считал, что понимает русских людей. Возможно, он действительно понимал характер и особенности тех русских людей, с которыми общался в Петрограде, но мне трудно поверить, что он понимал чаяния огромных масс русского народа. Если бы он понимал этих людей, он не мог бы думать, как, очевидно, думал, что русские рабочие и крестьяне возьмут в руки оружие и пойдут воевать, чтобы отдать власть сторонникам Колчака, которые совершали такие зверства против людей, от которых они ждали военной поддержки. Генерал Нокс как-то высказал мне мысль, что «бедные русские люди просто свиньи».
Я лично никогда не думал, что у Колчака был шанс утвердить в Сибири свое правление, а вера генерала Нокса и ему подобных, что в массе бедные русские люди свиньи и с ними можно обращаться как со свиньями, лишь ускорила его падение.
К тому времени, когда покинул Сибирь, генерал Нокс полностью разочаровался. Приехав ко мне, он сказал, что потерпел полное поражение, что ничего не сделал ни для России, ни для своей страны, ни для себя. Он мог бы пойти дальше и сказать, что не просто ничего не добился, он вызвал возмущение огромных масс русских людей против себя и своей страны.
Ни одно правительство, участвовавшее в интервенции в Сибирь, не смогло избежать негодования со стороны русских людей, но генерал Нокс был так напорист и настойчив, вмешиваясь в их внутренние дела, что вызывал более сильный гнев, чем любой другой иностранец в России.
Следует иметь в виду, что в отношении ситуации в Сибири далеко не все британские представители разделяли точку зрения сэра Чарльза Элиота и генерала Нокса. Когда генерал Нокс уехал, британскую миссию по старшинству возглавил полковник Уикэм. Через несколько дней он приехал ко мне и сказал, что, скорее всего, долго не продержится, потому что не хочет, чтобы правительство его страны оставалось в неведении относительно реального положения дел. Он подготовил доклад, который, как он считал, не понравится британскому правительству, поэтому полагал, что его снимут в ближайшее время. Еще полковник Уикэм сказал мне, что нашел в своем кабинете донесение британского офицера, который был у Деникина, и из этого донесения видно, что у Деникина ситуация похожа на ситуацию в Сибири. И если поменять названия мест и имена людей, зверства, которые совершались в Сибири, мало чем отличались от того, что происходило в той части страны, которая находилась под властью Деникина.
На примере действий французского генерала Жанена видно, что поведение французов в Сибири было таким же, как поведение англичан.
Чехи, судя по их заявлениям в Сибири, в противоположность абсолютизму верили в установление парламентской власти. Но несмотря на свои демократические идеи и отвращение к тому, как приверженцы Колчака обращались с народом под защитой иностранных войск и самих чехов, чешские лидеры жаждали поддерживать добрые отношения с союзниками в благодарность за то, что союзники сделали для чешского народа.
Сделанное в ноябре 1919 года заявление чешского представителя доктора Гирзы, которое процитировано в предыдущей главе, отражало реальные чувства чехов в отношении зверств, совершенных против русского народа небольшой горсткой русских, которых иностранные войска защищали от наказания за их преступления. Когда в мае-июне 1918 года чехи выбили Советы из городов вдоль Транссибирской железной дороги и установили там власть в соответствии со своими взглядами, они не осознавали, что вмешиваются в конфликт, который предопределял установление в России либо абсолютистской, либо социалистической власти.
Я не представлял себе и думаю, мало кто из иностранцев мог представить, как глубоки в русских людях классовые чувства. Все мы знаем, что ко времени падения Колчака число большевиков в Сибири увеличилось во много раз по сравнению с тем, что было, когда мы только приехали в Сибирь. Офицер моей разведки, проанализировав доклады, полученные с разных участков Транссибирской железной дороги, пришел к выводу, что большевиков стало в десять раз больше. Думаю, это очень осторожная оценка.
Трудно понять, как могли японцы с такой решимостью заявлять русским людям в августе 1918 года, что они не намерены отступать от политики невмешательства во внутренние дела России, а потом совершать действия, которые, как я полагаю, никакая японская власть не смогла бы объявить соблюдением политики невмешательства. Собственно говоря, на вашингтонской конференции 1921–1922 годов по ограничению вооружений глава японской делегации барон Като официально заявил, что к тому времени, когда союзники в 1918 году направили свои контингенты в Сибирь, Япония приняла решение о предоставлении помощи Семенову с целью помочь ему остановить распространение большевистского влияния на Дальнем Востоке.
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.