Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [47]

Япония была единственной державой, следовавшей этой политике, и это означало, что японские войска не стали бы вмешиваться в действия Семенова и Калмыкова, вне зависимости от того, что те делали на территории, где железную дорогу охраняли японцы. В результате такой политики Семенову позволялось устраивать оскорбительные выходки в отношении некоторых членов американского Русского железнодорожного сервисного корпуса на территории, охраняемой японцами. Ему также позволили остановить американский поезд с грузом винтовок, предназначавшихся Колчаку, и потребовать себе пятнадцать тысяч винтовок, которые он угрожал забрать силой, если сопровождающий не отдаст их добровольно.

Прежде чем американцы заняли свои сектора, я издал прокламацию на русском языке для жителей и разместил ее во всех деревнях и городах наших секторов. В этой прокламации в числе прочего значилось:

«Сим довожу до сведения русских людей, что при исполнении своих обязанностей единственным предметом и целью вооруженных сил Соединенных Штатов, несущих охрану железной дороги между вышеуказанными пунктами, является защита железнодорожных путей и железнодорожного имущества, а также обеспечение беспрепятственного прохождения пассажирских и грузовых поездов по территории этих секторов.

Наша цель состоит в том, чтобы оказывать реальное содействие всем русским в обеспечении необходимого для них движения железнодорожного транспорта по тем частям территории Сибири, которые нам поручено охранять. Наши войска будут в равной степени помогать всем людям, независимо от их национальности, вероисповедания и политических предпочтений. Мы приветствуем сотрудничество и предупреждаем всех, кем бы они ни были, что любое вмешательство в железнодорожное сообщение будет пресекаться».

В то время мне казалось – и мнение не изменилось, – что это заявление прекрасно соответствовало своему предназначению. Мы охраняли железную дорогу не только от действий белых, не только от действий красных, не только от мародерства со стороны большевиков и антибольшевиков, мы следили за тем, чтобы никто не вмешивался в ее работу.

Эта прокламация вызвала всплеск оскорблений и поношений, поскольку я не стал разделять белых и большевиков. Начальник русского отдела Государственного департамента мистер Девитт С. Пул позже открыто критиковал меня на совещании в Госдепартаменте, где официально обсуждались мои действия в Сибири, за то, что в своей прокламации я написал «независимо от их политических предпочтений». Если бы я придерживался такой же однобокой позиции в отношении событий в России, как мистер Пул, то, несомненно, не стал бы употреблять это выражение и дал бы войскам прямой приказ охранять железную дорогу от большевиков. Критика со стороны мистера Пула совершенно определенно показывает разницу моего и его понимания смысла слов «невмешательство во внутренние дела русских и соблюдение политического суверенитета России».

К тому времени, когда было заключено Железнодорожное соглашение и войска получили приказ охранять железные дороги, я сознавал все политические разногласия, существовавшие в Сибири. Я твердо уверен в том, что ни один человек не может указать какое-либо действие американских войск, которое бы доказывало, что мы отступили от заявленной Соединенными Штатами политики «невмешательства». Как только войска начали охранять железные дороги, все сторонники Колчака сразу же оказались под защитой союзных войск. Его приверженцы жили в городах, расположенных вдоль железной дороги, где войска не могли допустить никаких вооруженных столкновений.

Фактически эти железные дороги, финансируемые союзниками, полностью превратились в железные дороги Колчака. Если какой-нибудь русский, не сочувствовавший Колчаку, приближался к железнодорожной станции с намерением поехать на поезде или отправить какие-то товары, он подвергал большой опасности свою жизнь или свободу. Эти утверждения основаны на официальных докладах. Вскоре противники Колчака начали жаловаться, что, охраняя транспортные пути, мы помогаем Колчаку. Единственный ответ, который я мог на это дать, состоит в том, что я охранял железные дороги для них точно так же, как и для их противников, поскольку не имел возможности узнать, что находилось в охраняемых мною вагонах, проходивших по американским секторам. Это не удовлетворило противников Колчака, и вскоре они начали нападать на американские отряды и имущество, находившееся под нашей охраной.

Мы предпринимали решительные действия по пресечению этих атак. Самые серьезные проблемы возникли в районе Сучанских угольных шахт и на железной дороге, ведущей от шахт до магистральной ветки железной дороги. Территория вокруг Сучанских шахт была самой пробольшевистской среди всех других территорий, с которыми мы имели дело. Иванов-Ринов рвался арестовать лидеров большевиков, работавших на шахтах. В обязанности американцев входило поддержание шахт в работоспособном состоянии, и я объяснил Иванову-Ринову, что он не может послать свои войска в Сучан, потому что это приведет к забастовке и шахты будут закрыты. Местная пресса, сочувствовавшая Колчаку, обвинила меня в том, что я защищаю большевиков. Я сказал Иванову-Ринову, что если кто-то из людей, работавших на шахтах, виновен в правонарушениях, мы проследим за тем, чтобы полиция арестовала их и передала гражданским властям для предания суду.