Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [42]

Это яркий пример обвинений, с которыми пришлось столкнуться американцам не только там, где делались фальшивые заявления, которые можно было опровергнуть фактами, но и повсюду, где ни одна из сторон дискуссии не знала фактов и не могла разумно обсуждать проблемы, возникавшие в Сибири.

Заявления Накаямы граничили с оскорблением и, по моему мнению, не заслуживали дипломатичного ответа. Я ответил на телеграмму: «У нас есть всего шесть американцев-дезертиров. Тот, о котором говорилось, что его поймали, так и не был возвращен мне. Ложные утверждения стали таким обычным делом, что я не поверю словам о его поимке, пока не увижу его лично. Накаяма не знает, что дезертировавшие американцы перешли на сторону большевиков. Это типичное ложное заявление. Его вопрос о том, что я буду делать при определенных обстоятельствах, граничит с оскорбительными намеками, характерными и для других действий, являющихся вмешательством в дела, касающиеся исключительно Соединенных Штатов. Я намерен охранять свою часть железной дороги так, как считаю нужным, и это не должно волновать другие нации до тех пор, пока я успешно справляюсь со своими обязанностями. Вчера генерал Инагаки сообщил мне, что они получили приказ не вступать в столкновения с большевиками за исключением тех случаев, когда на них самих нападают, или если это необходимо для предотвращения беспорядков в стране. Я не понимаю, почему Соединенные Штаты не могут послать свои войска в Китай или в Сибирь, не получив соизволения Японии. Она была бы крайне возмущена, если бы кто-то извне попытался вмешаться в размещение ее войск в этих странах. Я не считаю, что у них есть какие-то более весомые интересы в Маньчжурии или Сибири, чем у Соединенных Штатов. Японский штаб во Владивостоке проинформировал меня, что они снабжают Калмыкова оружием и снаряжением. Ни у большевиков, ни в любой другой армии нет человека хуже, чем Калмыков, который недавно заявил, что рад находиться под командованием генерала Юи».

В конце марта 1919 года ночью во Владивостоке по приказу Иванова-Ринова белые арестовали вице-президента областного земства, редактора местной газеты и еще двух человек, а в 5 часов утра их отправили на запад в тюремном вагоне. Во Владивостоке было хорошо известно, что этих четверых отправили к Семенову на казнь.

Вскоре после этого в американскую штаб-квартиру пришли жены троих из этих людей, которые хотели встретиться со мной. Я попросил офицера, пришедшего ко мне с докладом, объяснить им, что это происшествие меня не касается и что я ничего не могу сделать, но их ответ не удовлетворил, и они отказались уходить, пока не встретятся со мной. Утром, когда, встав в обычное время и проходя мимо своего кабинета, я увидел, что женщины до сих пор там, я вошел туда и объяснил им, что мы не можем вмешиваться во внутренние конфликты русских. Меня поразило, с каким спокойствием и решимостью держались эти женщины.

Женщина, говорившая от лица остальных, выслушала меня и спокойным голосом ответила, что жители Владивостока полагают, что союзники несут ответственность за порядок в городе и за то, чтобы обезопасить их от подобного произвола. Потом она сказала: «В городе зреет бунт, и все мы хотим, чтобы вы и другие союзники продолжали придерживаться своей политики невмешательства». Она добавила, что русские реакционеры, совершившие это беззаконие, получили оружие от союзников, но с ними удастся справиться, если союзники не станут вмешиваться. Я не стал больше ничего говорить этим женщинам, и они ушли.

Вскоре после того как я закончил завтракать, ко мне пришел британский верховный комиссар сэр Чарльз Элиот и в очень возбужденной манере сказал, что, по его сведениям, я заявил, будто американские войска не будут использованы для предотвращения бунта. Поскольку я ни с кем не обсуждал этот вопрос и не заявлял ничего подобного, ответил сэру Чарльзу, что его неверно информировали. Тогда он спросил меня, буду ли я использовать американские войска в случае восстания, и я ответил, что не могу утверждать, какие действия я предприму, пока не буду знать, что это за восстание и какова его причина. Он возмутился еще сильнее и сказал, что от этого зависит жизнь британских подданных и британская собственность, и он должен знать, каковы будут мои действия.

В конце концов, после недолгой перепалки, я сказал сэру Чарльзу, что прекрасно понимаю, о чем он хочет знать. Он хочет знать, стану ли я защищать Иванова-Ринова и Хорвата, и я могу ответить на этот вопрос. Ответ состоит в том, что он имеет информацию о хладнокровной расправе, которую они учинили, а Соединенные Штаты никогда не имели обычая защищать убийц, поэтому я не намерен защищать их ни сейчас, ни в дальнейшем. И если Иванова-Ринова приведут к американской штабквартире и повесят напротив на телеграфном столбе, то ни один американский солдат и пальцем не пошевелит. Такой ответ, видимо, удовлетворил сэра Чарльза, потому что он немедленно удалился. Я всегда считал, что британцы и японцы знали о том, что белые собираются произвести эти аресты.

Тюремный вагон был остановлен на станции Пограничная, находившейся на железнодорожной ветке из Сибири в Маньчжурию. Мне показалось, что, когда сэр Чарльз вернулся к себе, он обсудил вопрос с белыми русскими и, возможно, с кем-то еще, и они решили во избежание риска восстания задержать вагон.