Американская интервенция в Сибири. 1918–1920 - [43]

В Пограничной у русских стоял точно такой же тюремный вагон, как тот, в котором находились арестованные, и, как только они прибыли на станцию, вагоны поменяли. Пустой вагон поставили на место того, который пришел с поездом, идущим на запад, а тот, в котором находились арестованные, поставили на место пустого. Очевидно, что это была попытка кого-то обмануть.

В донесениях, пришедших во Владивосток по телеграфу от американского Русского железнодорожного сервисного корпуса, сообщалось, что вагон, который вопреки всеобщим ожиданиям не был отправлен к Семенову, перевели с магистральной ветки и отправили на юг в сторону Чанчуня. Эти действия имели целью создать впечатление, что арестантов вовсе не собирались отправлять на казнь к Семенову. Вокруг тюремного вагона, который, как предполагалось, стоял пустым на Пограничной, выставили японских часовых, не позволявших никому подойти к нему близко. Отнести пленникам еду посылали двенадцатилетнего мальчика. Когда мальчик принес им еду в первый раз, он воспользовался случаем и, несмотря на присутствие часового, вполголоса сказал, что механик поезда, ждущего отправления во Владивосток, готов отвезти записку, которую они хотели бы передать своим семьям. Они послали записку, и таким образом их местопребывание стало известно еще до того, как другой вагон, следовавший в сторону Чанчуня, успел отправиться в путь.

Командующие союзников созвали совещание, и я предложил послать командующему русских Иванову-Ринову уведомление, что, поскольку союзники отвечают за порядок во Владивостоке, на них лежит обязанность обеспечить соблюдение законности в отношении всех жителей, и мы не можем допустить, чтобы русских арестовывали и увозили из Владивостока, где должен решаться вопрос об их виновности или невиновности. Если такой вопрос возникает, мы требуем, чтобы нам предоставили право послать в суд своего представителя для определения, обеспечивает ли суд справедливое рассмотрение дела.

Французский представитель заявил, что это вмешательство во внутренние дела России и вопрос политики, которой мы не должны касаться. Японец, председательствовавший на совещании, заявил, что, поскольку среди нас нет единодушия, вопрос снимается. Я возразил японцу, сказав, что прошел тот день, когда он мог накладывать вето на действия большинства союзных командующих, что уведомление будет послано, а те, кто не желает его подписывать, могут этого не делать. Французский представитель ответил, что он должен проконсультироваться со своим правительством, и попросил, чтобы мы подождали, пока он отправит телеграмму в Париж, на что мы с готовностью согласились. Спустя три или четыре дня уведомление было послано Иванову-Ринову и все союзные командующие его подписали. Генерала Блэра, бывшего в то время представителем Британии, выбрали для того, чтобы отвезти резолюцию в штаб-квартиру русских. В результате арестованные так и не были отправлены из Пограничной на запад, и через несколько дней после передачи резолюции русскому штабу их перевезли в Никольск, где передали военному трибуналу. Там они пробыли около двух недель, после чего их освободили.

В тот период, когда подвергался наибольшей критике, я неожиданно получил поддержку со стороны полковника Бутенко, назначенного русскими и союзниками комендантом крепости Владивосток еще до моего приезда в Сибирь. Он явился ко мне и через переводчика объяснил, что, по его убеждению, попытки оказать поддержку какой-то группе русских со стороны союзников ни к чему хорошему не приведут. Результатом будет возмущение значительной части русского народа, и это лишь навредит тем целям, которых желают достичь союзники. Он сказал, что считает мою политику, заключавшуюся в соблюдении нейтралитета, единственной дающей надежду на стабилизацию положения. Он также сказал, что я наверняка знаю о недовольстве моей политикой не только со стороны русских антибольшевистских кругов, но и со стороны союзников. В связи с этим он не мог явиться ко мне иначе как после полуночи, тем не менее я могу рассчитывать на любое возможное содействие с его стороны.

Это предложение оказало мне большую помощь, не только потому, что давало очень нужную информацию, но и потому, что позволяло проверять информацию, полученную из других источников. Я понимал, что, если дружественное отношение ко мне со стороны полковника Бутенко станет известно, он не протянет и недели на своем посту, поэтому очень редко с ним виделся. Тем не менее он продолжал оказывать мне содействие в течение почти целого года, пока не получил приказ о переводе в Омск. Бутенко понимал, как понимал и я, что это неспроста, его в чем-то подозревают. Он опасался, что, проезжая через Читу, будет снят с поезда Семеновым и убит. Бутенко поехал на запад в поезде, который охраняли американские и чешские солдаты, и никаких попыток его арестовать не предпринималось.

Его помощь состояла в основном в том, что он как комендант крепости имел доступ ко всем телеграммам, проходившим через канцелярию Владивостока, куда приходили все телеграммы, направленные в Восточную Сибирь.