Американская фантастика. Том 11 - [27]

— Если бы ты рискнул изменить будущее, — сказал он, — ты поставил бы под угрозу и существование Синтии.

— Да, да, правда. Я помню, что подумал об этом… тогда… Как давно все это было!

Денисон наклонился вперед, положив руки на колени и глядя сквозь переплетения беседки. Он продолжал говорить ровным, безжизненным голосом.

— Гарпаг, конечно, рвал и метал. Я думал, он собирается убить меня. Меня все время держали связанным, как скотину, которую ведут на убой. Но, как я уже говорил, слухи обо мне разнеслись по всей стране, и у Гарпага возник план. Он предоставил мне выбор: повиноваться ему или умереть. Что я мог поделать? И к тому же здесь речь шла не об изменении прошлого: я скоро понял, что играю роль, уже записанную в истории. Гарпаг подкупил пастуха, чтобы тот подтвердил его версию, и представил меня как Кира, сына Камбиса.

Эверард, ничуть не удивленный, кивнул.

— Зачем ему это было надо? — спросил он.

— В то время он еще просто хотел поддержать мидийского царя. Надеялся, что царь Аншана, всецело от него зависящий, будет предан Астиагу и станет держать персов в узде. Я был так ошеломлен, что ничего не мог поделать и подчинился ему во всем, с минуты на минуту ожидая, что на выручку придет Патруль. Фанатическая преданность иранской знати идее правды здорово помогла нам — только немногие заподозрили, что я самозванец, хотя, как мне кажется, сам Астиаг нарочно игнорировал некоторые неточности. Он сурово наказал Гарпага за то, что тот ослушался его приказа и не убил Кира, хотя сейчас Кир был Астиагу нужен. Ирония судьбы особенно очевидна, если иметь в виду, что в действительности Гарпаг в точности выполнил его приказание за двадцать лет до того.

На протяжении первых пяти лет правление Астиага вызывало во мне все большую ненависть. Сейчас, оглядываясь на прошлое, я понимаю, что он был не таким уж исчадием ада, типичный восточный монарх древнего мира, — но тогда, при виде пыток и мучений, которым ежедневно подвергали, людей, мне трудно было мыслить столь трезво. Гарпаг, жаждавший отомстить Астиагу за обиду, подготовил восстание и предложил мне возглавить его.

Денисон усмехнулся.

— В конце концов я был Киром Великим, который должен был выполнить свое предназначение. Сначала нам пришлось тяжко — мидийцы били нас вновь и вновь, но, знаешь, Мэнс, я чувствовал, что все это начинает мне нравиться. Это тебе не сидеть в окопе двадцатого века и гадать, скоро ли прекратится вражеский обстрел. О, война и здесь достаточно ужасна, особенно когда ты рядовой и когда начинаются болезни, а без них никогда не обходится. Но если ты сражаешься, боже правый, ты сражаешься собственными руками! И, представь себе, я даже обнаружил в себе талант: оказывается, я умею драться! А какие замечательные сражения у нас были!

Эверард увидел, как светлеет лицо Кейта: царь Кир выпрямился и сказал со смехом:

— Помню такой случай; лидийская конница числом превосходила нас. Тогда мы поставили обозных верблюдов в авангард, пехоту позади них, а в самом конце — кавалерию. Лошади Креза почуяли запах верблюдов и обратились в бегство. По-моему, они бегут до сих пор. Мы стерли кавалерию Креза с лица земли!

Он внезапно замолчал, прикусил губу и взглянул на Эверарда.

— Прости, я все время забываю. Иногда после боя, глядя на убитых и особенно на раненых, я вспоминаю, что там, дома, я не был убийцей. Но я ничего не мог поделать, Мэнс! Я должен, должен был воевать! Сначала было восстание. Если бы я не подчинился Гарпагу, как по-твоему, оставил бы он меня в живых? А затем речь пошла о судьбе государства. Я не просил ни лидийцев, ни варваров нападать на нас. Ты когда-нибудь видел город, захваченный варварами? Вопрос стоял так: или мы, или они. Когда побеждаем мы, то по крайней мере не превращаем побежденных в рабов: у них остаются их земли, и обычаи, и… Во имя Митры, Мэнс, мог ли я поступить иначе?

Эверард сидел, вслушиваясь в шуршание листьев под легким ветерком. Наконец, он сказал:

— Нет. Я понимаю. Надеюсь, тебе было не слишком одиноко.

— Я привык, — осторожно сказал Денисон. — Гарпаг — выходец из низов, но он любопытная личность. Крез оказался очень порядочным человеком, а у волшебника Кобада оригинальный ум, и он единственный осмеливается обыгрывать меня в шахматы. К тому же здешние праздники, охота, женщины…

Он с вызовом посмотрел на Эверарда.

— Да. Ты ожидал от меня другого?

— Нет, — сказал Эверард. — Шестнадцать лет — долгий срок.

— Кассандана — моя старшая жена — стоит всего того, что я выстрадал за эти годы. Хотя Синтия… Бог мой, Мэнс!

Денисон встал и положил руки на плечи Эверарда, сжав их до боли сильными пальцами, которые за шестнадцать лет привыкли держать топор, лук и уздечку. Царь Персии громко вопросил:

— Как ты собираешься вытащить меня отсюда?

7

Эверард тоже поднялся, подошел к краю беседки и уставился на плетение каменных кружев, опустив голову и засунув руки за пояс.

— Не знаю.

Денисон изо всех сил стукнул себя кулаком по ладони.

— Этого я и боялся! С каждым годом я все больше боялся, что если Патруль меня и обнаружит… Ты должен помочь мне, Мэнс.

— Говорю тебе, что не могу!