Американец - [55]
Через два дня почти вся вода впиталась в почву, и Американец решил, что дорога пригодна для движения: он надел сапоги и отправился к реке. В его взгляде читалось беспокойство.
Тутовые деревья и мимоза повалились на землю, река смела запруды и разлилась метров на пять в каждую сторону. Выжившие растения торчали над водой, как в тропиках. Прокладывая себе дорогу между обломками и камнями, он пробрался к лисьей темнице. Металлическая решетка не выдержала напора воды. Интересно, они утонули до того, как их утащил поток, или после?
Его внимание привлек какой-то предмет, плывший по реке, – течение уносило на запад лисий скелет.
Лео бросил встревоженный взгляд на торфяной холмик, но он, по счастью, устоял. Его секрету ничто не угрожало.
– Завтра пядь за пядью прочешешь свалку, – приказал ему Карим, вороша головешкой горящие угли. – Не хочу, чтобы потоп вынес на свет божий какую-нибудь «посылку»…
Прошло несколько недель, и последствия наводнения постепенно слились с пейзажем, люди перестали замечать завалы на дорогах, склоны с поваленными дубами, горы обломков на табачных полях, превратившихся в растительное месиво. Если ландшафт приспосабливался к новым условиям не по дням, а по часам, то людям возврат в русло сельской жизни давался нелегко.
В таких чрезвычайных обстоятельствах и прозвучала мысль, что за продуктами в город теперь может ездить Американец. Естественно, эта уступка, поспешил объяснить Карим, возможна лишь в том случае, если он будет возвращаться к семи утра и не станет отклоняться от намеченного маршрута, сведя, таким образом, к минимуму встречи с местными жителями. Лео согласился.
Новая обязанность возникла не без причины: Американец в последнее время сидел без дела. Поскольку клан узаконил свою экономическую деятельность, количество «посылок» сократилось, а в этот период и вовсе свелось к нулю.
Лео часто спрашивал Карима, что будет, если перестанут появляться новые трупы. Поначалу египтянин отвечал невозмутимо и рассудительно:
– Мы работаем на мафию. А мафия убивает людей и потом избавляется от тел.
Но с недавних пор он начал злиться.
– Не знаю, – раздраженно отмахивался он. – Почему ты все время спрашиваешь об одном и том же?
Если клан решит сократить расходы и избавиться от безработного могильщика, то, предположил Лео, есть вероятность, что в будущем и надзиратель в пустой тюрьме станет обузой, – отсюда вытекало очевидное: поручая новую обязанность, Карим исходил из личных интересов. Лео согласился, сделав вид, что ничего не понял. Теперь он трижды в неделю вставал ни свет ни заря и отправлялся за продуктами, таким образом участвуя в жизни фермы, где от огорода ничего не осталось, а из животных выжили только лошади.
И то не все.
Не так давно несколько особей заболели и те – перь медленно умирали, одна за другой. Пару раз Американец видел, как встревоженный Карим бродит по конюшне вместе с отцом девушки. Однажды Лео случайно подсмотрел, как ветеринар сделал лошади укол, а через несколько часов та умерла в своем стойле. На вопрос, что происходит, египтянин рассказал о распространившемся среди животных опасном легочном вирусе, который почти не поддается лечению.
Когда он приходил на задний двор супермаркета, похожий на ветерана войны хромой мужчина с хвостиком – на вид ему было лет пятьдесят – открывал металлическую дверь склада и впускал Американца внутрь, даже не здороваясь.
Обычно пакеты ожидали его сразу за порогом. Лео оставалось только погрузить их на тележку, переложить в машину, и через десять минут он уже снова был на ферме. Обычно он с жадностью разглядывал все вокруг, подмечая мельчайшие детали и вдыхая сладкий, но ядовитый воздух свободы. И гадал, звонит ли хромой Кариму, когда он садится за руль, чтобы предупредить, что узник скоро вернется.
* * *
Той ночью Лео услышал стук. Он открыл глаза, вскочил с постели, подошел к двери вагончика и распахнул ее. В темноте, едва освещенной тлеющим кончиком сигареты, стоял его отец. Он был молодой, с длинными светлыми волосами.
– Пойдем, – сказал Человек-паук. – Надо кое-кого похоронить.
Лео не дыша последовал за ним.
Ему показалось, что они шли бок о бок целую вечность. Американца переполняли счастье и чувство легкости.
– Папа! – восклицал он. – Папа! Я помню запах твоей куртки, твоей подушки. Запах сигарет, твой запах, папа…
Они дошли до свалки, Человек-паук вытащил лопату и протянул ее сыну.
– Копай, – приказал он. – Давай, сынок. Вырой поглубже.
Лео принялся за дело.
Он думал лишь о том, чтобы яма получилась достаточно глубокой. Лоб его заливал пот, он копал до тех пор, пока факел не осветил хитросплетение подземных ходов. Кто мог создать этот лабиринт?
От ощущения счастья ничего не осталось.
– Папа! – крикнул он, и к нему вернулось эхо его собственного голоса. – Папа! – повторил он, углубляясь в туннель. Яркое пламя факела обдавало его жаром. Пот катился с Лео градом.
– Сынок, – издалека позвал голос. – Иди сюда, не бойся.
И Лео пошел.
Сколько часов это продолжалось? Или дней? Месяцев? Не выпуская факел из рук, он погружал сапоги в землю, в трясину и грязь, которая порой доходила ему до икр. Где-то далеко сновали лисы, он слышал их тревожный, испуганный лай. Вдруг он ощутил порыв ветра, и потолок галереи начал обваливаться.
