Американец - [42]

Когда дело было сделано, он натянул штаны, застегнул их и закурил. По обыкновению его сразу начинало глодать чувство вины: как он мог опуститься до такой девки? Снаружи кони ржали в своих стойлах. В полумраке девушка лежала голым животом на колосьях овса. Солнечный луч, проникнув через щель, падал на деревянные доски и освещал ее тощие бедра. – Вставай, – приказал Лео. – Убирайся, обойдешь дом сзади.

Девушка не ответила. Стоя на четвереньках, она на ощупь нашарила между двумя цилиндрическими связками сена свои трусы. Надев их, оправила юбку и поднялась.

– Дай мне сигарету, – сказала она с привычной усмешкой на лице.

– Я же сказал: убирайся.

– Сначала дай сигарету.

Лео вытащил пачку из нагрудного кармана и бросил девушке.

– Обойдешь дом сзади, – повторил он.

– Но это же огромный крюк.

– Мне плевать, делай, как говорю.

Девушка выдавила из себя презрительную ухмылку и вернула пачку.

– Он меня не увидит с такого расстояния, – сказала она. – У тебя паранойя, ты в курсе?

Лео подошел к щели в стене и посмотрел на улицу. Вдалеке он увидел свой вагончик, потом силуэт дома, где сейчас отдыхал Карим; прикинул на глаз расстояние. Глинистая почва под деревянным сеновалом была испещрена извилистыми трещинами, в которых колония несметных сверчков исполняла саундтрек послеобеденного часа. От сорняков волнами поднимался нестерпимый жар. Если ему отсюда все видно, то египтянину и подавно.

Секс с дочерью местного земледельца был для Лео одним из способов постепенно отдалиться от мира. Его больше не отталкивали ни исходящий от нее тяжелый запах, ни покрывавшая ее тело грязь, но одна мысль о том, чтобы трахать ее, глядя в глаза, была до того нестерпимой, что вызывала тошноту. Однажды девчонка попыталась поцеловать его (или это было больше похоже на укус?) – в ответ Лео ударил ее наотмашь, так что у нее из носа пошла кровь. С момента, как он начал с ней сношаться, он будто бы заразился от нее нечистоплотностью: перестал следить за собой, волосы и борода росли как им вздумается, личная гигиена свелась до минимума, он все реже носил чистую одежду и вскоре потерял всякое сходство с тем мужчиной, каким когда-то был, окончательно превратившись в узника.

Чем активнее он сношался с девушкой, тем прочнее становилась его связь с фермой и ее обитателями, наблюдавшими за их совокуплением животными, даже с соломой, на которой они спаривались. Эти тайные встречи приближали кульминацию его душевного разложения: он решил слиться с землей, стать одним из трупов в ее утробе.

Американец посмотрел на девушку. Она курила как новичок, скрючившись над сигаретой и кривя губы, как старая брюзга. В темноте она выглядела гораздо старше своих двадцати пяти лет.

– Просто сделай это, и всё! – Лео лягнул ее. Вместо того чтобы отшатнуться, она с ухмылкой подставила свое тело под удар сапога.

Лео ненавидел ее всем своим существом. В глубине души он понимал, что от такой девушки можно ждать только неприятностей, но именно их он и искал. И это вонючее создание с гнилыми зубами было первым за последние годы реальным предлогом для смерти.

* * *

Выйдя на улицу, он свистнул. Грендайзер – немецкая овчарка с тупым взглядом – выбежал из конюшни и потрусил за ним.

Они прошли мимо огорода, где кусты помидоров гнили на солнцепеке, и направились к реке. Грендайзер угадал направление и бросился со всех ног в сторону долины. Постепенно ослепительный солнечный свет рассеялся, уступив полумраку подлеска. Показались сказочного вида прогалины, поросшие мхом. Из лощины пахнуло сыростью и холодом.

На берегу реки высился торфяной холмик – Лео частенько на него взбирался, чтобы полюбоваться холмами на другой стороне долины. Американец устроился на верхушке и устремил взгляд на видневшийся в отдалении призрачный городок Апиче. Со временем он разобрался, как работает здешний странный природный феномен.

Именно в этой точке северный ветер менял направление, сталкивался с выступающим на западе гребнем, отражался рикошетом и устремлялся в другую, совершенно непредсказуемую сторону, после чего рассеивался и стихал. Лео чудилось, что благодаря движению веток, листьев и травы можно разглядеть воздушный поток, который бьется меж двух образующих долину склонов, будто муха в банке. Он видел, как тот дует в одном направлении, а потом, спустя несколько минут или дней, вдруг сворачивает, чтобы выместить свою ярость где-то еще, и оставляет долину во власти угрюмого оцепенения. Он меж тем продолжал наблюдать за рекой со своего торфяного холмика. Когда муха вырывалась из банки, начинались дожди или устанавливалась хорошая погода.

Американец взглянул на Грендайзера. Пес рычал на стальную решетку, которая закрывала вход в туннель, проделанный в скале. За решеткой томились взаперти несколько умирающих лисиц, молча терпевших этот унизительный лай и разлетавшиеся во все стороны слюни – так заявляла о себе проснувшаяся в овчарке жажда крови.

Лео сполз по склону, ухватил Грендайзера за ошейник, привязал к дереву и шлепнул по боку, чтобы тот унялся. Из кучи металлолома, сваленной за скалистым выступом, он вытащил лопату и уложил ее на тележку, потом бросил взгляд на лисиц. Американец заранее перегородил лаз доской, чтобы они не ушли вглубь и оставались в поле зрения. В углу этой клетки лежал недавно умерший лисенок, у него был рыжий мех, только на голове и хвосте виднелись темные пятна. Казалось, будто он спит.