Американец - [113]

— Продолжайте, — сказал маркиз.

Ньюмен поднял палец и укоризненно покачал им в воздухе перед носом месье де Беллегарда.

— Надо ли продолжать? Вы уже и так дрожите.

— Откуда, смею спросить, вы получили столь интересные сведения? — очень тихо проговорил месье де Беллегард.

— Я буду с вами совершенно честен, — сказал Ньюмен. — Не стану притворяться, будто знаю больше, чем на самом деле. А знаю я пока только вот что: вы совершили дурной поступок, который необходимо скрывать. Если поступок ваш станет известен, от вас все отвернутся; если о нем пройдет слух, ваше имя, которым вы так кичитесь, окажется обесчещенным. Я не знаю, что вы сделали, но узнать могу. И если вы будете вести себя со мной так, как сейчас, — узнаю. Измените свое поведение, отпустите сестру с миром, и больше вы меня не увидите. Вот мои условия.

Маркиз почти преуспел в стараниях сохранить на лице полную невозмутимость. Стирать ледяное выражение со своей внушительной физиономии ему поневоле приходилось постепенно. Но доводы Ньюмена, казалось, воздействовали на месье де Беллегарда все сильнее и сильнее, и в конце концов он отвел глаза. Несколько минут маркиз стоял, что-то прикидывая.

— Это мой брат сказал вам? — проговорил он наконец, подняв взгляд на Ньюмена.

— Да, ваш брат.

Маркиз торжествующе улыбнулся.

— Как я и говорил, он был не в своем уме!

— Положим, что так, если мне не удастся выяснить, что он имел в виду. И далеко не так, если удастся.

Маркиз пожал плечами.

— Что ж, сэр, выясняйте, если угодно.

— Вас это не пугает? — спросил Ньюмен.

— Об этом судите сами.

— Нет уж, судите вы. У вас будет время обдумать все как следует, проверить себя со всех сторон. Даю вам час или два. Больше не могу, мы ведь не знаем, как скоро мадам де Сентре постригут в монахини. Поговорите с матерью, пусть и она себя проверит, не испугалась ли она. Правду сказать, я не думаю, что ее так же легко напугать, как вас, но увидите сами. Я вернусь в деревню и буду ждать в гостинице. Только прошу дать мне знать как можно скорее, ну, скажем, к трем часам. Вам достаточно написать просто «да» или «нет». Однако, если вы напишете «да», я надеюсь, на сей раз вы сдержите свое обещание. — С этими словами Ньюмен открыл дверь и вышел.

Маркиз не двигался, и, затворяя за собой дверь, Ньюмен еще раз посмотрел на него.

— Итак, я в гостинице, в деревне, — повторил он, повернулся и покинул château.

Угрожая бесчестьем семейству, насчитывающему тысячелетнюю историю, Ньюмен понимал, что неизбежно заденет за живое его представителей, и поэтому находился в крайнем возбуждении. Однако, вернувшись в гостиницу, он решил терпеливо ждать в течение двух часов. Он полагал, что, скорее всего, маркиз просто не ответит, ибо ответ на такой вопрос в любом случае означал бы признание Беллегардами своей вины. Посему Ньюмен предвидел, что ответом ему может быть молчание, а это означало бы вызов. Он страстно молил небеса, чтобы выстрел, как он называл свои разоблачения, сразил обоих. Но был сражен сам, когда в три часа ему подали принесенную лакеем записку, адрес на которой был написан красивым английским почерком Урбана де Беллегарда. Записка гласила:

«Не могу отказать себе в удовольствии сообщить Вам, что завтра мы с матушкой возвращаемся в Париж, дабы встретиться с моей сестрой и поддержать ее в решении, которое единственно может служить подобающим ответом на Вашу беспримерную наглость.

Анри Урбан де Беллегард».

Ньюмен спрятал записку в карман и снова принялся ходить из конца в конец по общей зале гостиницы. В последнюю неделю он только и делал, что ходил взад-вперед, и сейчас без устали мерил шагами маленький salle[148] гостиницы «Герб Франции», пока день не начал клониться к вечеру и не настало время спешить на свидание с миссис Хлебс. Ньюмен без труда нашел тропку, ведущую на верх холма к руинам, и быстро оказался на вершине. Он прошел под аркой крепостной стены и огляделся в ранних сумерках, не видно ли где старушки в черном. Двор замка был пуст, но дверь в церковь открыта. Ньюмен вошел в маленький притвор, где, естественно, было еще более темно, чем снаружи. Однако в алтаре мерцало несколько высоких свечей, и он смог различить женскую фигуру у одной из колонн. Приглядевшись внимательнее, он узнал миссис Хлебс, хотя одета она была с непривычной пышностью. На ней была большая черная шелковая шляпа, повязанная черным крепом, а с колен, слабо поблескивая, спадали складки черного атласного платья. Видно, сегодняшнюю встречу она посчитала поводом, чтобы надеть свой лучший наряд. Миссис Хлебс сидела, вперив взгляд в пол, но когда он подошел к ней, подняла глаза и встала.

— Вы разве католичка, миссис Хлебс? — спросил он.

— Нет, сэр, я праведная прихожанка англиканской церкви, евангелистка, — ответила она. — Но я подумала, что здесь мне будет безопасней, чем снаружи. Я никогда не выхожу из дому по вечерам, сэр.

— Безопасней всего нам будет там, где нас никто не услышит, — сказал Ньюмен и вывел миссис Хлебс обратно во двор замка, а там нашел тропинку, огибающую церковь и ведущую, как он считал, к другой части руин. Он не ошибся. Тропинка вилась по гребню холма и обрывалась у развалин стены, в которой светлело грубо выбитое отверстие — когда-то здесь была дверь. Ньюмен пролез в эту дыру и очутился в уголке, как нарочно предназначенном для задушевной беседы, в чем, наверно, убедилась уже не одна серьезно настроенная пара, несколько отличная по возрасту от наших знакомцев. Склон холма здесь круто уходил вниз, а у края обрыва лежало несколько больших камней. Внизу, сквозь сгустившиеся над полями сумерки, поблескивали огоньки в двух или трех окнах château. Миссис Хлебс, тихо шурша юбками, последовала за Ньюменом, а тот жестом предложил ей сесть на один из камней, предварительно убедившись, что он прочно держится на месте. Она с оглядкой повиновалась, а он уселся на камень напротив.