Алый знак доблести - [25]

Тут он вновь подумал, что лучше всего было бы умереть. Поверил, что завидует мертвым. Но, размышляя об убитых, ко многим испытывал неприязнь, точно они сами были виноваты в том, что лишились жизни. Им, вероятно, просто повезло, они встретили смерть раньше, чем догадались убежать, или и впрямь выдержали настоящее испытание. Однако общество увенчает их лаврами. И юноша с горечью повторял, что эти венцы - краденые, а героизм, который, словно мантией, облекает убитых,- сплошной подлог. И все-таки жалел, что он - не в их числе.

Юноша полагал, что избежит кары за свой проступок, только если армия будет разбита. Впрочем, он начал уже понимать, что надеяться на это бессмысленно. Он с самого детства был приучен считать, что могучей синемундирной машине успех всегда обеспечен, что она так же легко изготовляет победы, как пуговичная машина - пуговицы. Все чаяния, противоречащие этой истине, он перечеркнул. Вернулся к вере, подобающей солдату.

Придя к выводу, что армия не может потерпеть поражение, он стал придумывать историю, достаточно правдоподобную, чтобы возвратиться в полк и не сделаться при этом общим посмешищем.

Но он до такой степени боялся издевательств, что все его вымыслы ему же самому казались высосанными из пальца. Перебирал одну выдумку за другой и тут же отбрасывал из-за полной их неубедительности. Сразу видел, что любая шита белыми нитками.

К тому же он опасался, что какое-нибудь язвительное замечание уложит его, так сказать, на обе лопатки раньше, чем он успеет как щитом заслониться ложью.

Он представлял себе, как все его однополчане повторяют: «А куда девался Генри Флеминг? Удрал, конечно? Ну и ну!» Поименно мог назвать тех, кто не даст ему ни минуты покоя. Будут задавать вопросы с подковыркой и хохотать над его неуверенными, запинающимися ответами. А во время следующей атаки постараются не спускать с него глаз, чтобы увидеть, как он удирает.

Проходя по лагерю, он всегда будет чувствовать на себе их пристальные, недобрые, наглые взгляды. Ему мерещилось, что он идет мимо столпившихся товарищей, и кто-то говорит ему вслед: «Смотрите, это он».

И сразу все, как один, поворачивают к нему головы, и на их лицах широкая насмешливая улыбка. Он даже слышал чью-то сказанную вполголоса шуточку. И веселый, одобрительный гогот остальных. Он станет притчей во языцех.

XII

Едва скрылась из глаз юноши пехотная колонна, которая столь мужественно преодолевала помехи на дороге, и вот уже из лесу на поля выкатились темные волны людей. Юноша сразу понял, что в их сердцах не осталось и намека на твердость. Солдаты рвались из мундиров и снаряжения, как из терновых зарослей. И бежали на юношу, точно стадо перепуганных буйволов.

За ними, свиваясь в клубы, поднимался к вершинам деревьев синий дым; порою сквозь заросли где-то вдалеке сверкали розовые вспышки. Ни на минуту не умолкал громоподобный хор пушек.

Юношу оледенил ужас. Он стоял и смотрел, не веря своим глазам. Сразу и думать забыл о намерении сразиться со всей вселенной. Точно так же, как выбросил из головы за ненадобностью памфлеты на тему о миросозерцании отступников и правила поведения для пропащих душ.

Битва проиграна. Драконы неотвратимо приближаются. Армия, беспомощная в лесных зарослях, ослепленная надвигающейся ночной мглой, будет проглочена врагами. Война, это чудище, это упившееся алой кровью божество теперь до отвала нажрется.

Из самого нутра юноши рвался крик. Он жаждал произнести зажигательную речь, запеть боевую песнь, но непослушный язык только и произносил: «Как… как… что… что… случилось?»

И вот он уже среди них. Они мчались, они прыгали впереди, сбоку, сзади. Их побелевшие лица пятнами выступали в сумеречном воздухе. Почти все казались необыкновенными здоровяками. Юноша обращался то к одному, то к другому бегуну. На его бессвязные вопросы никто не отвечал. Никто не обращал внимания на просьбы объяснить. Они просто не видели юношу.

Иногда они бессмысленно лопотали. Какой-то верзила, глядя на него, спрашивал: «Слушай, а где же мощеная дорога? Где мощеная дорога?» Так спрашивают о потерявшемся ребенке. Он плакал от горя и тревоги.

Теперь солдаты беспорядочно метались из стороны в сторону. Отовсюду доносилась артиллерийская пальба, и люди уже не понимали, куда бежать. Приметы местности скрыл сгустившийся вечерний сумрак. Юноше чудилось, что он попал в самый центр гигантского сражения и теперь тщетно пытается выбраться из этого ада. На бегу люди задавали тысячи дурацких вопросов, но никто на них не отвечал.

Юноша тщетно взывал к этой оглохшей толпе, потом схватил какого-то солдата за руку. Тот обернулся, они взглянули в глаза друг другу.

- Что… Что…- заикаясь, начал юноша, пытаясь справиться с непослушным языком.

- Пусти меня! Пусти! - взвыл солдат. Лицо у него было мертвенно-бледно, глаза дико вращались в орбитах. Он задыхался, ловил ртом воздух. И все еще стискивал

обеими руками ружье - видимо, забыл их разжать. Он как сумасшедший рвался вперед и тащил за собою повисшего на нем юношу.- Пусти меня!

- Что… Что…- продолжал лепетать юноша.

- Ну так получай! - в слепом исступлении заревел солдат. Он ловко и сильно взмахнул ружьем. Удар пришелся юноше по голове. Солдат побежал дальше.