Алый знак доблести - [16]

Жалел он и орудия, шестерку верных товарищей, которые отважно стояли друг подле друга.

Он встретил бригаду, идущую на выручку к попавшим в беду соратникам. Взобравшись на холмик, следил, как стройно, не теряя равнения, движутся солдаты по петляющей дороге. Над синими рядами поблескивали сталь, реяли яркие знамена. Что-то выкрикивали офицеры.

Это зрелище тоже повергло его в изумление. Бригада бодро шагала прямо в адскую пасть бога войны. Что же это за люди? Наверняка необыкновенные герои. А, может, ничего не смыслящие дураки?

Орудийная прислуга засуетилась - батарея получила какой-то срочный приказ. Офицер на вздыбленном коне махал руками как полоумный. Люди налегли на орудия, повернули их, и батарея умчалась. Пушки, хмуро свесив носы, хрюкали и хмыкали,- точь-в-точь как тучные люди, пусть даже храбрые, но ненавидящие спешку.

Страшные звуки остались позади, и юноша замедлил шаг.

Неподалеку он увидел дивизионного генерала - его конь прядал ушами и с явным интересом прислушивался к отголоскам сражения. Желтая лакированная кожа седла и узды ослепительно сверкала. Невидной наружности человек на этом великолепном боевом скакуне казался серым мышонком. Взад и вперед, бряцая снаряжением, скакали ординарцы. Порою генерала окружали всадники, порою он оставался в одиночестве. Вид у него был очень озабоченный. Он напоминал биржевика, акции которого то стремительно повышаются в цене, то падают.

Юноша довольно долго бродил вокруг этого места. Затем, крадучись, подошел совсем близко, надеясь что-нибудь услышать. А вдруг генерал, неспособный разобраться в таком хаосе, подзовет его и попросит обрисовать обстановку. И он обрисует. Изложит во всех подробностях. Ну, разумеется, армия в тяжелейшем положении, тут и дураку ясно, что если не воспользоваться сейчас последней возможностью отступить, то…

Как ему хотелось отстегать генерала или хотя бы подойти к нему вплотную и напрямик сказать все, что он о нем думает. Это же преступно - не двигаться с места, когда надвигается катастрофа. Юноша переминался с ноги на ногу в надежде, что генерал сию минуту поманит его к себе.

Он осторожно подбирался к генералу, когда тот раздраженно закричал:

- Томкинс, скачи к Тейлору, передай, пусть не спешит как на пожар, пусть придержит бригаду на опушке и отрядит полк на поддержку, иначе наверняка будет прорыв в центре, и передай, пусть поспешит.

Стройный молодой человек на горячем гнедом едва дослушал скороговорку командующего. Он так торопился исполнить приказ, что сразу послал скакуна в галоп. За ним взвилось облако пыли.

Не прошо и минуты, как генерал взволнованно подскочил в седле.

- Отбили, ей-богу, отбили! - Он весь подался вперед, его лицо пылало. - Остановили их! Ей-богу, наши устояли! - ликовал он. Потом заорал, оборотившись к своим штабистам: - Теперь мы им всыплем! Уж мы им всыплем! Отбросим их, будьте спокойны! - Круто повернувшись к одному из адъютантов, приказал: - Джонс, быстрее, догони Томкинса, передай Тейлору, пусть идет в атаку, немедленно, сию секунду!

Адъютант помчался вдогонку за первым посланцем, а лицо генерала расплылось в сияющей улыбке. Ему явно хотелось запеть победный гимн. И он все время повторял:

- Остановили их, ей-богу, остановили!

Волнение всадника передалось коню, он рванулся вперед, но генерал, выругавшись, ласково осадил его. От радости он приплясывал в стременах.

VII

Юноша съежился, словно его застигли на месте преступления. Боже милосердный, значит, они все-таки устояли! Эти идиоты не отступили и оказались победителями. У него в ушах зазвенели их восторженные крики.

Он привстал на цыпочки и стал вглядываться туда, где шло сражение. Желтый туман, колыхаясь, окутывал вершины деревьев. Откуда-то снизу доносилась трескотня выстрелов. Судя по хриплым воплям, началось наступление.

Он отвернулся, недоумевая и негодуя. Чувствовал себя так, точно его незаслуженно обидели.

Он убежал,- размышлял юноша,- потому что на них надвигалась гибель. И был прав, стараясь спасти себя, ведь он один из винтиков, составляющих армию.

Пришел час, когда каждый из этих винтиков обязан был думать только о том, чтобы любым путем избежать смерти. Потом офицеры снова соберут их и построят линию фронта. Ну, а если у этих винтиков не хватит здравого смысла ускользнуть от смертоносного натиска, что станется с армией? Он руководствовался похвальными и вполне разумными правилами, это же ясно как день. Его поведение было продиктовано дальновидным расчетом. Продиктовано глубоким стратегическим замыслом. Свидетельствовало о блестящем мастерстве его ног.

Он подумал о своих товарищах. Хрупкая синяя линия выдержала удар, победила. Эта мысль наполнила юношу горечью. Слепые нерассуждающие винтики как бы предали его. Он опрокинут и раздавлен бессмысленным упрямством, с каким они удерживали занятую позицию, хотя, будь у них капля разума, сразу поняли бы, что это невозможно. А вот он наделен зорким умом, для которого никакой мрак не помеха, поэтому, именно в силу своей проницательности и глубокомыслия, он бежал с поля боя. Юноша негодовал на товарищей. Они дураки, и доказать это легче легкого.