Нет, Варфоломей был железный друг. Паша знала только то, что Варька сам «увидел на улице типа с ямочкой и рванул за ним». Когда Алексей все-таки зашел после врача в комнату, Паша принялась оглядывать его со всех боков, почти как братишку. Не найдя ран или царапин, спросила:
– Страшно было?
– Нас же четверо там оказалось. А вообще-то действительно страшно стало, когда он вдруг запел и вышел. Бр-р!
По нечаянности Паша и его принялась гладить по голове, как брата. Варька фыркнул и сказал:
– Вы когда поженитесь, сейчас или в другой раз? А то вон уже люди запутались в ваших делах.
Паша убежала в кухню, а Алексей погрозил ему пальцем. Потом повесил на гвоздь над кроватью валявшийся у порога лук и долго сидел рядом с Варькой. Когда Варфоломей уснул, они с Пашей сели, по обыкновению, на крыльцо…
Уже попадали с неба все августовские звезды, когда Паша сказала:
– Ты иди, Лешенька, домой, а то совсем потеряют.
– Пойду. Завтра… сегодня то есть, все равно целый день будем вместе.
– Как это? Разве ты не поедешь к Ивану?!
– Ну чего зря говоришь-то? Куда я вас одних оставлю! Вдруг у Варфоломея температура подскочит и понадобится бежать к врачу по обязанности мужа…
Паша только вздохнула:
– Ох, не шути этим, Лешенька…
– Не сердись. Я шучу, но не очень. А Ивану Соня нарасскажет, что Варфоломей простудился на рыбалке… Ну и все прочее.
Утром Софья Борисовна собиралась на колхозный праздник словно на торжественное заседание. Надела строгий синий костюм. «Жарко будет», – скептически заметил Дмитрий Петрович, облачившись всего лишь в свежую вышитую рубашку.
– Жарче было бы, не поймай вчера ребята диверсанта! – парировала Соня и стала размещать на жакете награды.
Лялька подносила коробочки, а мать устанавливала их очередность:
– Подавай на правую сторону. Сначала «Отечественной войны» первой степени. Сейчас – второй. Теперь «Звездочку» давай. Так, умница. Начали на левую. «Красное знамя». «За отвагу». Опять ты путаешь с «Боевыми заслугами»! Вторую «За отвагу». Теперь мою самую любимую – «Партизану Великой Отечественной войны» первой степени. Дима, а ты чего скромничаешь?!
– Куда уж моим регалиям рядом с твоими, срамиться только, – шмыгнул носом Дмитрий. – Мы уж как-нибудь в сторонке от вашей сиятельности постоим.
– Не юродствуй, а надевай китель!
– Сонька, я закиплю от жары и взбешусь: вместо парадных речей начну критику произносить. Не срывай людям праздник!
– Ну, как знаешь, а я считаю своим долгом быть в Красовщине при полном параде: я там воевала, колхоз создавала, и люди запросто могут сказать: так-то ты, голубушка, выходит, действовала, что ничем тебя и не отметили. Это же будет парадокс.
– Парадоск – это когда шиворот-навыворот, – объяснила Лялька своему гостю Славке Голубу.
Тот рассудительно ответил:
– Да. А шиворот-навыворот – это когда в кино сначала звук пропал, а потом совсем ничего не стало.
Хохочущие матери сгребли малышей в охапку и потащили к машине. Михась и Алексей остались вдвоем, Антон Сергеевич был на охоте.
Они доели холодные пельмени и запили холодным квасом. Говорить о вчерашнем почему-то не хотелось.
…Чтобы Варьке не было скучно, Паша чистила картошку к обеду прямо у его кровати и что-то рассказывала. Увидев Алексея, законфузилась и чуть не опрокинула кастрюлю с табуретки.
– Ну чё запрыгала! – с сибирским произношением строго сказал Алексей. – Чужой я вам, что ли, стесняться-то. Вот апельсины лучше возьми для Варфоломея, Голубы привезли из Гродно.
Паша сроду не отличалась смелостью, а от такого хозяйского тона вовсе оробела. И уж совсем растерянно поглядела на Варьку, когда Алексей взял в сенках ведра и пошел к колодцу
Он постоял на дворе, ожидая, пока ветром снесет пыль от машин с флагами, идущих на праздник в Красовщину.
– Во! Объявился мужик в доме, – брякнул Варфоломей. – Мне сейчас и похворать можно. Правда, брюшного пресса жалко.
… Машины с гостями шли и шли в колхоз «Партизанская слава».
1971–1974–1982 гг.
