Алые маки на серых скалах - [70]

Тяжело рванули пушки. Земля, как при землетрясении, заколебалась. А еще через пару часов показалась вражеская кавалерия, и закипел бой невиданной силы.

Огонь врага становился все плотнее. Воздух накалился. Белые неистово навалились на камовцев, не считаясь с потерями. Это была ярость раненого зверя, и тем она была страшна. Появилась опасность окружения.

— Ежели наши пушки и пулеметы не выручат, пропала пехота! — с горечью сказал Разин. — А у нас в батарее из четырех только две пушки, а в расчетах всего по три человека.

— Не вешать носа, не прекращать огня! Пехоте приказываю: отстреливаясь, отступать! — раздался голос Камо.

Пока пехота не покинула свои позиции и не отошла на должное расстояние, тачанки с пулеметами не подпускали врагов к высотке. Затем по команде, не прекращая огня, отступили и тачанки с пулеметами, и пушечные лафеты… Теперь судьбу Особого отряда решал успешный отход.

— Быстрей двигайтесь, ребята, быстрей! — подгонял бойцов Сандро Махарадзе.

— Значит, все-таки драпаем? — ни к кому не обращаясь, тоскливо спросила Аня Новикова. Она сидела на фургоне, устало положив забинтованную голову на перекладину. Около нее лежали трое тяжелораненых.

— Не, драпаем, а уходим, Ван Ваныч, чтобы в окружение не попасть. Ты же военный человек, разницу понимаешь! — строго ответил ей Ян Абол, который ехал на лошади рядом с фургоном. — Силы неравны. Помощи неоткуда ждать, надо пробиться к частям Красной Армии.

Аня смолчала. Она тревожно прислушивалась к трескотне пулеметных очередей, и горькая мысль, что ее оторвали от расчета и уложили вместе с ранеными, не покидала ее. Бездействие в такой критический момент было для нее невыносимо.

— Между прочим, я вполне отдохнула и могла бы заменить Разина! — не вытерпела Аня, обращаясь к Махарадзе. Тот отрицательно покачал головой. Аня обиженно отвернулась.

Деникинцы еще несколько часов преследовали камовцев, но не сумели подойти к ним вплотную. Так прошла ночь. Под утро противник вернулся на свои исходные рубежи. Отряд наконец свободно вздохнул. Сбавила шаг усталая пехота и кавалерия… Пушкари и пулеметчики прекратили огонь…

С хмурого неба, не переставая, по-прежнему моросил мелкий нудный дождь. Маршрут пролегал по раскисшим оврагам и речным балкам, которыми изобиловала местность.

— Ну и дороги! — то и дело слышалось чье-нибудь ворчание.

Но молчаливые сосредоточенные бойцы упрямо двигались вперед, не растягиваясь и не сбавляя размеренного шага.

— Дороги — ладно! А вот небо — никуда! Верно я говорю, Ася? — прикоснувшись к ее плечу, ласково спросил Роман, который в редких случаях называл ее по имени. А то все Сатана да Сатана!

Ася улыбнулась. Роман выглядел довольно бодро. А вообще-то вид бойцов оставлял желать лучшего! Все порядком обтрепались. Лица бледные, обветренные. Посиневшие от холода губы… Припухшие от бессонницы веки… Прошедший бой и дальний переход измотали всех. К тому же кончились запасы продовольствия.

— Хорошо бы сделать привал, а?

Вопрос Романа повис в воздухе. Никто ему не ответил. С темного неба, серой громадой нависшего над головой, продолжало лить. Мокрая одежда пудовой тяжестью давила на плечи, ноги увязали в хлюпающей грязи.

В полдень наконец небо прояснилось. Осеннее неяркое солнце грело скупо, но все же сушило одежду. Усталые, продрогшие бойцы стоя съели скудный сухой завтрак и снова двинулись в путь.

— Ничего, ребятушки, еще немного терпения… Главное — двигаться! В мокрой одежде отдыхать нельзя! — не умолкал Роман Разин.

И Ася, как всегда, поражалась его неуемной жизнерадостности.

— А на Кавказе, Сатана, небось сейчас стоит золотая осень, а?

— Спрашиваешь… — мечтательно произнесла Ася. Хотя горы и солнце в ее сознании сейчас трудно вязались с тем, что видели глаза…

— Но такой чернозем, как этот, кавказцам и во сне не снился! Гляди, какая земля! Даже на вид вкусная. На хлеб можно намазать вместо масла. Что скажешь, Сатана?

Ася не ответила на слова Романа. Она оглядывала поля, которые тянулись до самого горизонта. И действительно, будто впервые увидела эту иссиня-черную, даже во влаге рассыпчатую землю России.

В середине дня Особый отряд в полном составе прибыл на станцию Сорочьи Кусты. Его встретил начальник боевого участка Дементьев. Он горячо поздравил бойцов с победой.

— Мы отступили, какая тут победа! — недовольно сказал Камо.

— Слава о ваших успехах опередила вас. Смотрите, какую телеграмму мы перехватили у врагов! — И Дементьев потряс бумагой над головой так, чтобы ее видели все собравшиеся на станции бойцы. Затем громко и торжественно зачитал текст:

— «В селе Александровка встречено активное сопротивление противника. Алексеевский полк разбит наголову. Нужна немедленная помощь».

Для голодных, измученных боем и тяжким переходом камовцев лучшей награды, чем это вынужденное признание врага, не было.

В середине октября девятнадцатого года Красная Армия перешла в широкое наступление на трехсоткилометровом фронте от Орла до Воронежа. Деникинцы отчаянно сопротивлялись, но ничто не могло сдержать наступательного порыва советских бойцов. Войска Южного фронта, ведя тяжелые бои с еще не сломленным противником, подошли к Курску и семнадцатого ноября освободили город от деникинцев.