Алые маки на серых скалах - [68]

Девушка в темноте радостно улыбнулась. Теперь она стала более уверенной.

Последние двести метров шли в полном молчании: Ася по-прежнему впереди, капитан — сзади. Наконец дорога пошла вдоль берега, до камышей оставалось всего ничего! Если бы не этот проклятый кортик у спины, Ася чувствовала бы себя более свободно.

— А-а-а! — вдруг слабо вскрикнул офицер. Ася круто обернулась: ее конвоир лежал на земле, а на нем верхом сидели двое и всей своей тяжестью придавливали к земле.

— Его благородие брыкается… Завяжи, Саня, ему ноги!

— Филипп, родненький, — узнав голос, Ася бросилась было к Новикову, но тот, едва переведя дыхание, зашептал:

— Тише, Сатана, не поднимай шума. Нам же надо всех взять!

Офицера, связанного по рукам и ногам, с кляпом во рту, оттащили в камыши. Жалко, что в темноте Асе не было видно выражения его лица!

— Сколько у него в дозоре, не знаешь? — спросил у Аси Новиков. Получив отрицательный ответ, он решил допросить пленного. Но даже под направленными на него револьверами офицер ничего не сказал. Ему снова заткнули рот и оставили лежать. Не надеялся ли капитан, что солдаты подоспеют ему на помощь?

Ася рассказала, как офицер вызывал своего человека змеиным шипением.

— А что, если и нам так попробовать? — предложила она. И попыталась издать тот характерный звук. Но не очень-то сумела.

— Попробуем подойти к тому месту, где он оставил дозор, — решил Филипп. — Сориентируешься в темноте?

— Конечно!

— Так вот, идея у меня такая: мы туда поползем, а ты пойдешь открыто. А потом криком позовешь их на помощь. Посмотрим, сколько прибежит. Дело говорю?

— Пожалуй, — неуверенно согласилась Ася. — Только дай и мне оружие: оно мне сейчас тоже может пригодиться.

— Верно, сестренка. На тебе — трофейное… Его благородия наган!

Не менее пятидесяти метров пришлось ползти ребятам по-пластунски. Ася шла по тропе, держа пистолет наготове, а бойцы незаметно продвигались рядышком с двух сторон.

Дойдя до нужного места, Ася истошно закричала:

— На помощь, сюда-а-а-а!

Гробовая тишина отвечала ей. Она снова закричала — еще громче и жалобней.

— Где их благородие? — вдруг вырос рядом тот же солдат, который прибегал тогда на свист: Ася узнала его по голосу.

— Там он, в камышах, ранен, надо его выручать, — прерывающимся голосом ответила Ася. — Я его кортиком пырнула…

— Ах, стервоза, мать твою… За что ты его?

— А пусть не пристает!

Солдат ничего не ответил, думал. Потом тихонько свистнул. Показались остальные и окружили Асю. В темноте трудно было сосчитать, но вопреки ожиданию их оказалось не так уж много…

— Пошли, гадюка, показывай, где он лежит! — приказал тот же солдат.

— Руки вверх! Вы окружены! Ни с места! — ошарашила солдат Ася и выстрелила. Тут же с двух сторон выскочили ее товарищи, тоже дали залп. Послышался стон. Видно, кого-то ранило.

— Если дорога жизнь — ни с места! Нас — целый батальон, а вас — горстка. Застрелим, как куропаток! Ваш офицер в плену, чуете? — во весь голос закричал Новиков.

— Да что вы, болваны, стоите? По большевистской нечисти пли! — зычно крикнул, видно, командир разведки белых, и сам первым выстрелил по направлению голоса Новикова. Но в следующую минуту стоявшая рядом Ася направила на него пистолет и уложила на месте. Началась перестрелка. Оставшиеся без старшего, солдаты стремились с боем выйти из окружения, а камовцы стремительно сжимали кольцо.

— Братцы, за кого же вы боретесь? За офицерье, которое вам морды бьет? Нате же, нате! — снова во весь голос крикнул Новиков.

Нечто подобное выкрикивали и остальные бойцы, справедливо полагая, что это возымеет действие, ибо деникинская армия уже была на грани разложения. Солдаты действительно, вскоре сложили оружие. Им перевязали ремнями руки и повели. Их оказалось всего пятнадцать человек. Некоторые были ранены, двое, в том числе и самый главный, убиты.

Разведчики возвращались в Особый отряд с триумфом. Еще бы! Не одного «языка» привели с собой, а целую группу во главе с офицером.

Офицер пришел в бешенство, когда узнал, что его люди под страхом смерти сдались. Сам он держался открыто враждебно. На допросе, который вел Камо, демонстративно молчал.

Увидев присутствующую здесь Асю, он окинул ее уничтожающим взглядом, особенно задержавшись на огромных разбитых сапожищах, которые ей выдали здесь, на фронте, на красноармейской гимнастерке, брюках и нагане на боку.

— Полудевка-полумужик! Босоножка-цыганка! Простить себе не могу! Не-навижу! Не-на-вижу! — с неожиданной яростью сквозь зубы процедил он и отвернулся.

— Еще бы вы нас терпели, мы же большевики! — удовлетворенно ответил на это Камо.

— Вы д. . .! — последовал дерзкий ответ.

Да, это был враг непримиримый, ожесточенный. Враг народа, народа, который работал на него и кормил.

— Уведите его! — спокойно приказал Камо бойцам.

— На расстрел? — неожиданно растерянно сказала Ася и сама удивилась тому противоречивому чувству, которое внезапно ее охватило.

Камо не ответил. А капитан дерзко бросил:

— Печальный опыт французской революции, видимо, не стал для вас уроком. Море крови прольете, но старое все равно вернется!

Капитан выпрямился и гордо поднял голову, стараясь произвести впечатление готового к героической смерти воина.