Алые маки на серых скалах - [48]

— Об чем, глупенькая? Ты держалась молодцом! — с не свойственной ее суровой натуре нежностью Аня Новикова прижалась щекой к ее щеке. — Видишь, наши подоспели…

Оказывается, Флорану побег удался. Однако до Москвы ему бежать не пришлось. Не успел он отойти от опушки леса километра три, как наткнулся на красный кавалерийский отряд и нескольких верховых в штатском. Каково было его удивление, когда среди них он увидел Дзержинского.

Флоран не обратил внимания, с какой готовностью, будто ждали его появления, все расступились перед ним и пропустили его к Феликсу Эдмундовичу.

— Кто вы и откуда бежите? — строго сдвинув брови, спросил его Дзержинский. Однако глаза «грозы революции», этого худощавого, высокого, подтянутого человека, светились дружески-тепло, с какой-то даже затаенной улыбкой.

— Я Флоран, донской боец, то есть красный боец из отряда… — дальше голос Николая осекся, он не мог назвать имя Камо, — скорее на помощь, белобандиты вешают наших товарищей, — справившись с волнением, крикнул он и протянул руку по направлению леса.

— Сядь на коня, показывай дорогу, — приказал Дзержинский и, не теряя времени, пока Флоран сядет верхом, поскакал с отрядом вперед.

Флоран и тут сразу не обратил внимания, что кавалеристы и их предводитель в проводнике не особенно нуждались. Они сами быстро нашли дорогу на ту лесную поляну.

Окружение «банды мамонтовцев» произошло так же молниеносно, без единой жертвы как с той, так и с этой стороны. Камо и его бойцов нашли связанными под разными деревьями.

— А ведь могли убить тебя наповал, а? — обняв сиявшего от радости Флорана и крепко прижав к груди, сказал Камо. Это были первые слова, когда наконец освободили его рот от кляпа и руки от веревок.

— Двум смертям, товарищ Камо, не бывать, одной не миновать, — вместо Николая ответил Аксенов, — а я, слабак, как начали вешать, сознание потерял. Так и лежал бездыханный, пока не освободили.

Он был удручен и пристыжен, говорун и шутник отряда. Товарищи, сочувствуя ему, не поддержали его подтрунивания над собой.

— Не только ты растерялся перед смертью, Роман, я тоже ахнул: «Ой, мамо», — в утешение Аксенову признался Ян Абол. При этом он, тоже виновато улыбаясь, растерянно развел руками.

Это первое боевое крещение в лесу, которое получили отрядовцы, явилось проверкой не только стойкости, мужества каждого из бойцов, но и помогло выявить слабонервных.

Обнаружился и белогвардейский шпион, затесавшийся с чужими документами в отряд. Когда его повели «на расстрел», он закричал: «Не смейте меня трогать, я свой!» — и, распоров подкладку голенища сапога, показал удостоверение на тряпке. В ЧК выяснилось, что он был прожженным деникинцем.

— Выходит, худа без добра не бывает!.. Представляете, если бы этот тип — как свой — среди нас ходил? Даже подумать страшно! — выразила общую мысль Аня Новикова.

Да, было над чем задуматься… Человек действительно большая загадка. Как трудно добраться до его сущности! Только случай или особые обстоятельства помогают увидеть душу человека в истинном свете…

6

В тот же день вечером, после ужина, Камо зачитал окончательный список бойцов Особого отряда. После проведенного испытания, которое, кстати, проходили лишь двадцать пять человек из пятидесяти, в отряде вместе с Камо осталось семнадцать человек. Остальные были откомандированы.

Камо поднимал с места каждого, как говорится, на общее обозрение, и тот коротко рассказывал о себе. Это была важная минута: ведь предстояла опасная совместная работа, и люди должны были знать, кто есть кто!

О том, что случившееся было испытанием, никто из отряда Камо на первых порах не догадывался. Спустя много лет пошли разговоры, строились догадки, нашлись и такие, кто был в числе «мамонтовцев» и инсценировал нападение. Однако в официальных документах долгие годы о проведенном испытании никаких сведений не было.

Ася оглядывала своих товарищей с нескрываемым любопытством. Они тоже не оставались в долгу…

Только Аня Новикова держалась вполне бесстрастно. Всем своим видом она как бы хотела подчеркнуть полное безразличие к происходившему. В отряде теперь оставались только две девушки: она и Ася.

Камо вызывал бойцов по алфавиту.

Первым поднялся высокий, чуть сутуловатый латыш, с синими глазами, русыми волосами и приятной застенчивой улыбкой на мужественном открытом лице.

— Абол Ян, двадцать четыре года, бывший каменщик. Был в бригаде латышских стрелков, воевал в империалистическую против немцев, потом против всяческих врагов Советской власти. Член партии с семнадцатого года.

— Ян — значит Иоан? Будешь Иваном! — с ходу дал прозвище Роман Аксенов, а теперь уже — Разин.

— Благовещенский Виктор, девятнадцать лет, член партии с восемнадцатого года, русский, — поднялся вслед за Аболом среднего роста, русоволосый и сероглазый крепыш.

— Сандро Махарадзе, двадцать три года, военный, член партии с шестнадцатого, грузин. — Сандро на удивление оказался голубоглазым, белокурым и очень похожим на Яна Абола.

— Ну и кавказец… я думал, там все черные! — опять высказался Роман. — Постой, Сандро — это Александр?

— Да, я по-русски Александр, — с явным кавказским акцентом ответил Махарадзе.