Алые маки на серых скалах - [21]

Однако победа далась ценою крови многих красногвардейцев, одним из которых оказался и Леня Барский. В газете «Известия Совета рабочих и солдатских депутатов» был помещен его портрет и некролог:

«В нашей жизни, в нашей борьбе, в нашем безграничном стремлении вперед, в светлую даль нового мира все чаще приходится терять дорогих товарищей, павших на поле гражданской войны. Они шли туда с твердым, сознательным решением умереть или победить. И умирали с верою в победу социализма. Таким был и Леня Барский…»

На похоронах Лени Ася не отходила от его сестры Лизы, с которой до этого особой дружбы у них не было. Смерть дорогого человека сблизила девушек.

В эти героические дни «Правда» писала:

«Мужайтесь, бакинские товарищи, Советская Россия с вами!»

По указанию Ленина в Баку прибыл большой отряд конницы, усиленный артиллерией. Были посланы туда хлеб и денежные средства.

7

Ася закончила гимназию с золотой медалью: сказалось, конечно, то, что она из года в год была первой ученицей. Получила золотую медаль и Амалия Тонян. Все искренне радовались успехам подруг, отдавая должное их трудолюбию и недюжинным способностям.

В один из последних дней июня к Асе прибежала Амалия. Она была возбуждена.

— Вернулся из Москвы Лева Шаумян. Он Ленина видел!

Ася не заставила себя долго уговаривать и быстро натянула белую матросскую форму с синим воротником и белую юбку. Амалия тоже была в белом полотняном платье.

Солнце стояло высоко и нещадно палило. Дышать было нечем. Море — огромное, в сером мареве — тоже парило зноем. Ни ветерка, ни прохлады! Девушки были в сандалиях на босу ногу и бежали легко.

В зале было полным-полно молодежи. Лева стоял перед небольшим столиком, за которым сидели руководители штаба молодежи. Ася и Амалия потеснили знакомых ребят и устроились в первом ряду.

— С мандатом, предписывающим всем советским организациям и военным комендантам оказывать содействие посланцу бакинской партии большевиков, Левон Шаумян был командирован в Москву, — призвав рукой к тишине, обратился к собравшимся председатель. — Он с честью выполнил поручение. Мы попросили Леву рассказать активу молодежи о своей поездке.

В зале захлопали.

Лева смущенно ждал, когда кончится эта незаслуженная овация. Он не знал, с чего ему начинать…

В раздумье Лева перебирал пальцами белые газыри своей черкески, которую любил надевать в торжественных случаях.

— Давай же, рассказывай! — нетерпеливо крикнули из зала.

И Лева начал:

— Меня очень тепло встретили в Москве. Управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич хотел немедленно представить меня товарищу Ленину, но я отказался…

— Во-о! — В зале прокатился удивленный вздох. С ума он сошел, что ли? Каждый из собравшихся мечтал видеть Ленина и не представлял даже, как мальчишка мог прямо с вокзала к нему не побежать…

— А что вы «вокаете»? — с упреком спросил Лева, уже без смущения взглянув в зал. — Не мог же я в рваных сапогах показаться на глаза вождю? Пришлось срочно латать обувь.

Взрыв хохота потряс комнату. Ася так живо представила себе эту картину, что тоже от души смеялась.

Не удержался от улыбки и Лева. Он вспомнил залитую солнцем Москву, с зелеными бульварами и скверами, с пыльными шумными улицами, с тревожно-усталыми, озабоченными людьми, куда-то спешащими. И себя в своей привлекающей внимание черкеске и в сапогах с отставшими подметками… Вспомнил, как почувствовал вдруг себя одиноким, как страстно захотелось назад, домой…

— Ты что, Лева, заснул? Давай дальше! — окликнул младшего Шаумяна председатель.

Смех так же быстро стих, как и начался. Все нетерпеливо ждали продолжения рассказа.

— К Ленину меня повели через Троицкие ворота. Я так сильно волновался, что шел как во сне! Там, где раньше ходили цари и вельможи, теперь ходят матросы и солдаты, рабочие и крестьяне… Много народу попадалось на моем пути. И в кабинете Ленина был народ. Несколько военных и штатских обступили стол вождя, а тот что-то горячо доказывал им.

Когда меня привели, Ленин краешком глаза оглядел меня, но разговор свой не прервал. Потом, закончив говорить, поднялся, сделал несколько шагов мне навстречу, пожал руку и посадил на стул рядом с собой.

— Да ну? — громко усомнился кто-то в зале. — Неужто он всех так встречает?

— Конечно, всех. Он очень простой человек! — ответил Лева. — Я сначала робел, а потом успокоился и осмелел. «Ну, здравствуй, младший Шаумян», — ласково положив ладонь на мое плечо, с улыбкой сказал Ленин. Голос у него глубокий, ровный, с чуть заметной картавинкой. «Я не младший, я средний Шаумян, — ответил я. — У меня есть младший братишка Сережа и сестренка Маша». — «Ну, средний Шаумян, рассказывай, как там, в Баку?» — улыбнулся Ильич. Я начал говорить о том, что у нас здесь творится. Говорил короткими фразами, спешил, но Ленин меня не прерывал. Он внимательно слушал и дал мне все высказать. У него были такие понимающие глаза! Умные, добрые, теплые…

Как коротка была та встреча, но как значительна, как неповторима, как незабываема!

Лева блестящими глазами смотрел в зал на своих товарищей и не мог выразить переполнявшие его тогда чувства. Но присутствующие, казалось, понимали его состояние, сопереживали… Никто больше не прерывал молчания, пока председатель не спросил: