Альтруисты - [79]
Пока Артур говорил, она ждала, когда же история примет неожиданный поворот. Когда все пойдет наперекосяк. Но вот отец уже остановил машину и выжидающе смотрел на нее – мол, я закончил, скажи что-нибудь.
– Что там за мальчик, – выдавила Мэгги.
– Не понял?
– Тот мальчик на фотографиях. Кто он.
Артур важно кивнул:
– Ах да. Рядом с нашей станцией жила семья, и у них был сын. Он к нам иногда заглядывал. Понимать друг друга мы не понимали, но это не мешало нам славно проводить время вместе. Хороший был мальчонка: просто приходил и смотрел, как я работаю. Мы с ним подружились, можно сказать. А те фотографии сделал мой коллега. На старый пленочный фотоаппарат. Недавно я их оцифровал и распечатал. Мне кажется, они немного оживляют дом, а ты как думаешь?
Немного оживляют дом.
Мэгги затрясло.
– Нет.
Артур вырубил двигатель:
– В смысле?
– Нет. Ты ошибаешься. Они не оживляют дом. По-моему, все ровно наоборот.
– Что ты такое говоришь?
– Я все знаю. Знаю, что там случилось.
Артур напрягся:
– Поясни.
– Я знаю про мух, пап! И про сонную болезнь!
Ее слова повисли в воздухе. Артур откашлялся:
– Итан тоже знает?
– Нет. Но должен бы. Не понимаю, как ты с этим живешь! Серьезно. Столько бед натворил… Наслал чуму на целую деревню – пусть и ненарочно, – а потом просто взял и уехал. Безнаказанно…
– Безнаказанно? – перебил он. – Безнаказанно?! А тебе не приходило в голову, что с тех пор я сам себя казню – каждый божий день?
– Это не одно и то же!
– Знаю, что не одно и то же! Знаю, черт подери! Я ждал кары всю жизнь! Каждое утро я просыпался и прислушивался… – Он хлопнул в ладоши. – Но нет! Ничего не менялось! Я по-прежнему чувствовал себя последним гадом! Но вот что я тебе скажу, дорогая моя. Когда день расплаты наконец настанет, приговор выносить будешь не ты. Можешь что угодно обо мне думать, таить на меня любые обиды, но ради бога – не суди меня за это! Ты просто не имеешь права. Тебя там не было.
Мэгги приросла к сиденью. Она и раньше слышала, как отец орет, но такого надрыва и самобичевания прежде за ним не замечала.
– Пойдем, – помотав головой, сказал он. – Давай постараемся не испортить утро.
Мэгги выглянула в окно. Она была так поглощена его историей, что даже не смотрела, куда они едут.
Приют для бездомных животных «Будущий друг» расположился в районе Хилл – итальянском квартале с пекарнями, церквями и пожарными гидрантами, раскрашенными в итальянский триколор. На углу Уилсон- и Маркони-стрит возвышалась во всем своем кирпично-терракотовом великолепии римско-католическая церковь Святого Амвросия. В миле от нее находился парк Саблетт, где некогда работал Женский дом призрения – в XIX веке там лечили и обучали необходимым для жизни навыкам проституток.
Мэгги хорошо знала эти места: в юности она почти все свободное время проводила в приюте, вмещавшем около четырехсот бездомных животных (кроме того, там проводили недорогие операции по кастрации/стерилизации и бесплатно раздавали малоимущим корм для животных). Она с детства была неравнодушна к зверью, особенно к собакам. (Кошки – слишком самовлюбленные, критичные и независимые, слишком похожие на людей – не отвечали Мэгги взаимной любовью, а значит, и возиться с ними не стоило. Кроме того, они были чересчур умные, а Мэгги, дитя университетского профессора, ум не ценила.) Собаки были ее слабостью, ахиллесовым животным: одним взмахом глупого, пушистого хвоста они вмиг рассеивали ее черную тоску.
Долгие годы она работала волонтером в приюте: каждое воскресенье приезжала туда кормить, ласкать и развлекать бездомных псов. Однако нагрузка в университете и растущий интерес к людским страданиям не позволили ей заниматься этим и дальше. Она скучала по зверям. В Дэнфорте ее общение с животными ограничивалось контактным зоопарком, который открывался в кампусе во время сессий – для снятия студенческого стресса. В Риджвуде у нее был только Цветик, несчастный лабрадор семьи Накахара, сутками напролет сидевший в своем захламленном углу.
Вслед за отцом Мэгги вошла в приют. Факт признания им своей вины ставил ее в непростое положение. Как можно стыдить того, кто и сам прекрасно себя стыдит? Артурово самобичевание лишало ее удовольствия, которое она получала, бичуя его. Где этот человек пропадал всю жизнь? И зачем они приехали в приют?
Когда дверь за ними захлопнулась, с потолка на входе посыпалась штукатурка. Администратор за стойкой – женщина с кучерявыми волосами – извинилась перед ними за разруху.
