Альтруисты - [29]

– Это для кипячения воды, – выдавил Итан, пытаясь собраться с мыслями.

– Чего?

– Электрический чайник!

– А, понятно. Пидорасня, короче.

Итан помертвел. Хотя родителям он рассказал о своей нетрадиционной ориентации три года назад, обычно его принимали за гетеросексуала. Это создавало массу неудобств: например, новых знакомых нужно было непременно ставить в известность, то есть ни с того ни с сего приплетать к разговору секс – и зачем? Чего ради? Чтобы люди могли поместить Итана в какую-нибудь условную категорию? В конечном итоге он бросил эти попытки. Даже гордился, что никто не может его раскусить. Но как это удалось Ближнему? Наконец Итан вспомнил о чайнике, который держал в руках. Это не он, это чайник – пидорасня.

– Меня Чарли зовут.

– Итан.

Чарли проводил его до мусорного бака.

– Хочу выбросить, – пояснил Итан.

– Да ради бога, – пожал плечами Чарли и поднял крышку бака. – Ну, пошел! – велел он чайнику.

Внезапно Итан начал встречать его повсюду. В столовой, в библиотеке – оказалось, у них похожие расписания и привычки. Итан, судя по всему, уже тысячу раз видел на кампусе этого тощего парня с вихром, но не обращал на него внимания: так иногда остается незамеченной популярная песня, которая играет фоном в торговых центрах и супермаркетах. Они даже посещали вместе один курс: «Введение в теорию эволюции человека». Итан стал подсаживаться к Чарли на лекциях и помогать ему с латинскими названиями гоминидов. «Australopithecus africanus, – шептал он. – Homo heidelbergensis».

Вообще-то, Чарли учился на физика, а лекции по эволюции посещал ради баллов по обществоведению. Кроме того, он родился в Сент-Луисе и был пятым, младшим сыном Дэна и Эллен Багби – единственным, кого отец еще не устроил к себе в отдел сбыта пивоваренной компании «Анхойзер-Буш». «Все Багби там работают. „Анхойзер“ нас не обижает. Ну, пивоварня такая. В Суларде. Это прям семейное дело. Наша вотчина. Папа рассказывал, что раньше у нас даже были лошади, клейдесдали, конечно. Скажем так: в нашей семье никто ни разу не проигрывал в игре „Птичка или пиво“».

На 40-м шоссе стоял оранжевый неоновый щит. Два изображения сменяли друг друга: расправивший крылья орел и пустая анхойзеровская буква «А», которая наполнялась пивом. Чарли утверждал, что все Багби издалека угадывают, какое именно изображение появится на щите, когда их машина будет проезжать мимо. На спине любимой куртки Чарли красовался тот же логотип: орел в букве «А».

Чарли был истинным Багби. До мозга костей. В отличие от большинства студентов, изучавших английский, историю и философию (основные предметы со временем брали свое, колонизировали их личности), Чарли так и не позволил Дэнфорту превратить себя в интеллектуала. «Родители очень удивились, что я поступил сюда, а не в Миззу, как братья. Я пообещал им, что не изменюсь. Да и с какой стати мне меняться? Я по-прежнему смотрю футбол. И никогда не перестану пить „Бад“».

– А что означает твое знамя? – спросил его однажды Итан.

Лекция закончилась, аудитория стала редеть, и два гомо сапиенса отправились домой, в «Райтон». Итан шел походкой, которую освоил еще в детстве, неосознанно бормоча стишок, помогавший ему ступать внушительно и уверенно: «Мо-е и-мя И-тан Аль-тер, а вто-рое и-мя Дэ-вид».

– Какое еще знамя?

– Ну, на двери.

– А! Понял, понял. Это из моего летнего лагеря в Мэне.

Чарли рассказал, что, хотя Багби никогда не покидали Среднего Запада, сам он десять лет подряд ездит в лагерь «Брандл пайнс», самый старый из постоянно действующих лагерей Америки. Теперь-то, конечно, он уже вожатый, но сам лагерь не меняется: настоящий еловый рай на берегу теплого, сонного озера. «Там из мальчиков делают мужчин, – на полном серьезе добавил Чарли. – Папа все лето вкалывает в две смены, чтобы я мог туда ездить». Посреди главной поляны стоят два деревянных памятника юным брандловцам, погибшим на Первой и Второй мировой войне. Чарли рассказывал о лагере с сияющими глазами и искренним пиететом: о гребле на рассвете, о припорошенной иголками глади озера, о полном отсутствии расчетливых девичьих взглядов; о четырех столпах, на которых зиждилась жизнь «Брандл пайнс» (братство, природа, лидерство, тишина), об исключительном великолепии первозданной новоанглийской природы. На знамени, как выяснилось, был начертан девиз лагеря, просто на двери он целиком не поместился. Девиз звучал так: «Твой ближний – превыше всего».

– Круто, – сказал Итан.

– Ага.

Они подошли ко входу в общежитие. Чарли открыл дверь карточкой.

– А можно спросить, как тебя занесло в «Райтон»? Одно дело я… – сказал Итан. – Я-то сам захотел жить один. Но мало кто хочет. Вот я и подумал…

– Да меня просто кинули! – ответил Чарли. – Соседи-мажорики по коридору из прошлой общаги. Сказали, что можно будет взять на всех несколько смежных комнат, а потом в последний момент продинамили, мля, – сняли квартиру в городе! Трешку в Сентрал-Уэст-Энде. Ну, я такой: не, ребят, мне это не по карману. Там в ванной полы с подогревом, прикинь?

– Тупо, – сказал Итан.

– Ты ж не из таких?

– Это каких?

– Ну, не из богатых? А то тут одни сраные мажоры с Восточного побережья.