Алтайские робинзоны - [25]
Снова послышался слабый крик, сверкнула молния, и впереди в волнах Шура увидел черный предмет. Это Леня погибал и звал его на помощь. Ужас, слабость, страх — все куда-то исчезло. Шуру охватила бешеная злоба к кому-то. Мускулы налились силой. Он стал в безудержном гневе бить руками и ногами по черным яростным волнам, словно хотел разбить их, сокрушить, уничтожить.
При мгновенном свете молнии он увидел направо песок и гальки.
— Леня! Бер…
Волна накрыла его с головой, он вынырнул и кончил фразу:
— Берег!
Но Лёни больше не было видно. Новая волна захлестнула Шуру. Он поплыл, работая под водой руками и ногами. И когда вынырнул, совсем близко от себя увидел голову Лёни. Еще усилие — и он цепко схватил товарища за волосы. Одна за другой налетали разъяренные волны, пытаясь вырвать у него Лёню. Они то взбрасывали ребят на свои хребты, то со страшной силой кидали в бездну. Шура колотил волны правой рукой, ногами, нырял, поднимался на гребни волн, но Лёню не бросил. Он сжимал его волосы всё крепче, всё злее, как будто во всем был виноват Лёня. Но вот нога ударилась обо что-то твердое и Шура стал на песок.
Схватив поперёк неподвижное Лёнино тело, он потащил его к берегу. Волны злобно окатывали его, старались сбить с ног, утащить назад, в озеро, но он все-таки выбрался на берег.
Грохотал гром. Беспрестанно сверкала молния. Бесилось озеро. Лил дождь. А на берегу, весь дрожа от возбуждения, стоял маленький человечек. Он грозил кулаком разбушевавшейся стихии и угрожающе кричал:
— Погоди, гадина! Погоди!
Пнул босой ногой подкатившуюся волну и плюнул. Волна, свирепо шипя, отползла назад, словно мерзкое, злое чудовище.
У ног лежал Лёня. Шура наклонился над ним, заслонил его лицо от потоков дождя своим телом и стал поднимать и опускать ему руки, делая искусственное дыхание.
Через несколько минут Лёня вздохнул и изо рта у него полилась вода. Шура быстро перевернул его на бок, чтобы он не захлебнулся, прижался грудью, обнял его, дышал ему в лицо, стараясь согреть своим дыханием.
— Лёня, голубчик, слышишь, ты слышишь? — повторял он.
Лёня открыл глаза. Трепещет и дрожит свет молнии, — больно смотреть. Шурин голос доносится откуда-то издалека.
— Лёня, берег это, слышишь?
И в первый раз в жизни Шура поцеловал холодные посиневшие губы своего друга.
Лёня пришел в себя. Дождь почти перестал, гром гремел в стороне, молния сверкала реже, только по-прежнему бушевало озеро.
— А Аметист? — тихо спросил Лёня, приподнимаясь.
— Аметист? — растерянно переспросил Шура и замолчал. Он только сейчас вспомнил о козлёнке.
— Аметиста нет, — прошептал он и горький клубок подкатился к его горлу.
— Он кричал, я слышал, — сказал Леня и, упав головой на мокрый песок, горько зарыдал. Шура грозил кому-то кулаком, его губы шептали угрозы, а по щекам текли слёзы, мешаясь с каплями дождя, но он этого не замечал.
Ребята чувствовали страшную усталость и начинали дрожать от холода.
— Пойдём куда-нибудь, — сказал Шура, — а то замерзнем.
Вдруг при свете молнии он заметил в воде у самого берега что-то черное. Шура подбежал ближе. Это оказалась жердь от плота, та самая, к которой была привязана сумка с образцами минералов. Волны, налетая, бросали из стороны в сторону свободный конец жерди, но привязанная к ней тяжелая сумка удерживала ее у берега.
Шура был настолько измучен, что даже не удивился, не обрадовался, а просто отвязал сумку и закинул её за спину.
Упрямо наклонив голову, он шагал по песку, крепко сжимая руку товарища. Ребят охватила густая тьма, лишь изредка разрываемая молнией, но они так много испытали опасностей, что уже ничего не боялись. Они шля, не зная, куда идут, шли потому, что сидеть было слишком холодно.
Вдруг во тьме мелькнул огонек. Шура остановился и, прижав Лёнину руку к своей груди, прошептал:
— Ты видел?
— Огонёк, — ответил Лёня тоже топотом.
Огонёк опять появился и ласково подмигнул ребятам.
— Огонёк, огонёк… Лёня! — задыхаясь, шептал Шура.
— Огонёк… — как зачарованный, повторял Лёня.
Крепко ухватившись друг за друга, ребята медленно пошли на огонёк, не сводя с него глаз.
X
В КОМНАТЕ было пять человек. На столе шумел самовар, но почти никто не прикасался к еде. Все сидели хмурые и молчаливые.
За окном бушевала гроза. Глухо ревели волны, ударяясь о песчаный берег. То и дело вспыхивала молния.
Часа два назад отец Лёни Василий Алексеевич, Миша и дядя Костя вернулись с поисков ребят. Искали их уже восемь дней. Исходили все горы на тридцать километров кругом, но ребята, как сквозь землю провалились.
Бабушка Лёни, худенькая, маленькая старушка, украдкой утирала фартуком слёзы. Дедушка, когда грохотал гром, поднимал руку, чтобы перекреститься, но тотчас же опускал её. Трое мужчин сидели хмурые и молчаливые. Тётя Галя лежала в своей комнате на кровати, прислушивалась к разыгравшейся буре, думала о ребятишках и часто сморкалась в полотенце.
— Ох. какая гроза! — сказала бабушка. — Где-то теперь наши голубчики…
Она всхлипнула. Дедушка сердито посмотрел на неё.
— Грозы и грозы, чуть не каждый день, — хрипло сказал дядя Костя.
Миша подошёл к черному окну. При вспышках молнии было видно, как бушует гневное озеро. Миша подумал о том, что ребят, наверное, уже нет в живых, и ему стало жутко и невыносимо тяжело, как будто в комнате в самом деле был покойник.
