Алтай 2009-01 - [57]
Стоявший рядом Государь был молчалив и казался отрешенным. Наконец, он повернул голову и посмотрел на Яковлева.
— Да, — не совсем уверенно произнес Яковлев, прочитав вопрос в глазах Государя. — Пора отправляться, Ваше Величество.
Он прошел к Александре Федоровне и, слегка наклонившись, сказал:
— Пойдемте к карете.
Его тон показался Государыне необычным, она внимательно посмотрела на Яковлева, потом перевела взгляд на Николая и молча направилась к карете. Сегодня Яковлев был не только учтивым, в его взгляде Государыня увидела сочувствие к себе. Все двадцать с лишним лет жизни в России больше всего ей не хватало именно сочувствия. Чаще всего она сталкивалась с завистью, интригами, отвратительной человеческой подлостью, причем всего этого было в изобилии среди тех, кто ее окружал. Сочувственный взгляд Яковлева она приняла за хороший знак, посланный ей Богом. В эту минуту она думала об Алексее. И когда встретилась взглядом с Яковлевым, поняла, что сын идет на поправку. Яковлев помог Государыне сесть в карету, потом подсадил Марию. Затем проводил к повозке Государя и, подойдя к лошадям, начал нарочито внимательно осматривать сбрую.
К нему тут же подошли Гузаков с Семеновым.
— Что произошло в Тюмени? — негромко спросил Яковлев и оглянулся по сторонам, боясь, что разговор могут подслушать.
— Из Екатеринбурга приехали больше пятидесяти чекистов во главе с Семеном Заславским, — так же негромко ответил Семенов. — Заславский ведет себя вежливо, даже заискивающе. Но есть в этом заискивании какая-то недоговоренность, может быть, даже скрытая подлость. Мне он сказал, что они прибыли для усиления охраны. А его головорезы заявили, что, начиная с Тюмени, всю охрану они возьмут на себя. По их словам, царскую семью приказано оставить в Екатеринбурге. Отряд Заславского расположился на вокзале, и двигаться оттуда не собирается.
— А что наши? — спросил Яковлев.
— Наши в полном порядке. Когда приедем в Тюмень, литерный поезд уже будет ждать нас на первом пути. Его подаст и будет охранять со своими людьми Костя Шамков.
— Как думаешь, не может Заславский устроить какую-нибудь провокацию еще до нашего прибытия Тюмень?
— Думаю, это исключено, — уверенно ответил Семенов. — Вся дорога до Тюмени под нашим контролем. Для провокации самое удобное место Екатеринбург. Но и в Тюмени надо быть готовыми ко всему.
— Будьте внимательны, — сказал Яковлев. — Особенно следите за Авдеевым.
Он отпустил узду лошади и направился к Государю. Николай сидел в повозке, укрывшись поверх шинели плащом. Солнце уже поднялось над лесом и подмерзшая за ночь дорога начала подтаивать. Гузаков, подняв руку, дал знак передней подводе двигаться, и вся колонна тронулась в путь. Государь подождал пока Яковлев поудобнее расположится на своем месте и спросил:
— У вас сегодня озабоченный вид. Что-то случилось?
— Ничего необычного, Ваше Величество, — спокойно ответил Яковлев. — Вчера вечером прискакал мой человек из Тюмени. Я его расспрашивал о дороге. Она, к сожалению, ничуть не лучше той, по которой мы ехали до сих пор.
— Вчера вас это не заботило, — заметил Государь.
— Мне искренне жать Александру Федоровну, — опустив голову, произнес Яковлев. — Такую дорогу нелегко вынести даже сильному мужчине. А для женщины — это настоящее испытание. Я удивляюсь и вам, Ваше Величество.
— Я солдат, — спокойно, безо всякой рисовки ответил Николай. — А солдаты должны уметь переносить тяготы.
— Вы часто бывали на фронте? — спросил Яковлев.
— Я постоянно бывал в Ставке. Но выезжал и на фронт. Иногда с Алексеем. А вы разве не были в армии?
— Нет, Ваше Величество. Я не был вашим солдатом. Во время войны я жил за границей.
— Вот как? — удивился Николай. — Вы тоже прибыли и Россию из Германии в пломбированном вагоне?
— Нет, — ответил Яковлев. — Я жил в Бельгии. Откуда вам известно о пломбированном вагоне?
— Я регулярно читаю петроградские газеты. Прошлым летом они все писали об этом.
— Я приехал в Россию как ее обычный гражданин, — сказал Яковлев. — Сначала купил билет из Амстердама до Стокгольма, а затем из Стокгольма приехал в Петроград.
— Значит, вы были активным участником переворота.
— Какой переворот вы имеете в виду? — спросил Яковлев.
— Октябрь прошлого года.
— По большому счету никакого переворота в октябре не было потому, что в стране не оказалось власти, — сказал Яковлев. — Отсюда и некого было свергать. Я удивляюсь вам, Ваше Величество, как вы могли передать управление страной таким людям?
Яковлев замер от своей неожиданной смелости. Еще никогда он не разговаривал с Государем с такой откровенностью. И теперь с некоторым смущением ждал, как тот отреагирует на это.
Николай не ответил, понуро опустив голову. Вопрос, который задал Яковлев, он неоднократно задавал самому себе. Если подходить ко всему, что произошло формально, то свою власть он передал не каким-то людям, а брату Михаилу. Все, что случилось потом, было уже без него. С другой стороны, имел ли он право вот так легко снимать с себя ответственность за страну и народ? Что подвигло его на это? Предательство окружения, разочарование властью, а, может быть, просто усталость? Постоянно думая в последние месяцы об этом, он возвращался к одному и тому же — ни то, ни другое, ни третье. Главная причина была в том, что он боялся ввергнуть народ в кровопролитную междоусобицу. Когда он думал об этом, перед глазами все время вставала картина детства, врезавшаяся в память на всю жизнь.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.