Алтарь без божества - [29]

Витька немного задается перед Васькой как-никак городской, рабочий класс. А Васька помнит как он сам вслед за другом и братом хотел после окончания школы податься в город и как вмешался в дело его отец.

Григорий Михайлович пришел с войны с двумя рядами медалей на выцветшей гимнастерке и с сильно подорванным здоровьем. Посмотрел на обожженную войной землю и сел за трактор. Но сил на такую работу ему хватило ненадолго. Вскоре ушел он на пенсию как инвалид Отечественной войны второй группы. Как мог Григорий Михайлович еще помогал колхозу и все надеялся: сын подрастет, заменит.

И когда Васька заговорил об уходе в город, одел Григорий Панфилов все ордена и медали, созвал семейный совет, заявил твердо:

– Ты, Василий, крестьянский сын и искать тебе доли иной не следует. Так что, дружок, держись-ка поближе к земле. Она меня вскормила, маму твою тоже и тебя не обидит.

Крепко запали в душу отцовские слова. И сейчас хочется Ваське сказать брату: «Слушай, а в колхозе-то было б и тебе сподручней. Нашли б работу по технике». Но он молчит пока. Вот закончит Василий техникум, куда его направляет колхоз, станет работать бухгалтером, и Виктор увидит сам: зря ушел из села, вон Васька какую специальность там получил, и дом родной рядом.

Молчит Васька, а Витька, дабы отогнать мысли нехорошие, начинает хорохориться:

– Больше ста рублей зарабатываю… Отработал часики и вольный казак…

Молчит Васька и не поймет Валя: то ли завидует он брату, то ли осуждает его.

Дома ждет девушку новое письмо от матери. Опять рассказы о вольготной городской жизни. А на деревенской улице темь, глухо. Скучно. «Может, действительно, стоит уехать отсюда».

Наутро Валентина стала готовиться в дорогу.

…В ванной комнате каплями падала вода. Этот звук чем-то напоминал стук молотка о косу – литовку. Валентине вспомнились тихие летние вечера в деревне. Дед Дмитрий сидит у дома, отбивает принесенные колхозниками косы. Мелодичный перестук молотка разносится по всей деревне. Бродят по заросшей травой улице спутанные кони. А Сергей, с которым Валька познакомилась перед отъездом в Москву, крутится около деда и не знает, как завести разговор о ней. Тоска, страшная тоска по селу вдруг хлынула в Валину душу.

В это утро она особенно остро почувствовала, что совершила ошибку, уехав из деревни. Она раз и навсегда поняла, что ее стихия – село. Почему? Она, наверное, не смогла бы ответить точно. Любовь к родному краю беззаветна и не требует объяснений.

Валентине вспомнилось, как две недели назад она пришла в отдал кадров меховой фабрики и начальник долго рассматривая ее документы. Потом спросил:

– Пуговицы пришивать умеешь?

Валентина едва не заплакала: совсем не нужна она на фабрике.

«А вот там, в деревне – думала девушка, – я нужна позарез. Председатель и дед правду говорили: зря едешь».

…С Валентиной Михайловной Степановой – знатной свинаркой района и области, получающей от свиноматки в год по 21 поросенку, я увиделся в доме ее деда Дмитрия Кондратьевича. Она забежала домой на минутку, покормила дочурку Любку и умчалась на ферму.

– Вот семейка, – вздыхала бабка Татьяна, качая правнучку, – муж Валькин – Серёга – с утра до ночи на машине в поле, она – на ферме. А ведь в отпуске числится.

– Не ворчи, – вмешался в разговор Кондратьич, – на ферме сейчас горячая пора, опорос идет.

И, обращаясь ко мне, дед добавил:

– Теперь Валька-то наша уж коль в зрелом возрасте решила сменять Москву на деревню, то, значит, навсегда.

И зацветёт синий лён

Льноводы Житомирской области – инициаторы Всесоюзного социалистического соревнования за получение тонны льноволокна с гектара. О мастерах высоких урожаев, о том, как борются они за выполнение своих обязательств, рассказывается в публикуемой корреспонденции.

Куда подевалась усталость! На взгорье показалось родное село. Подпоясанное зеленым кушаком березовых и дубовых рощ, оно встречало возвращающихся с поля сеяльщиков веселым гомоном ребятишек, ярким салютом цветущих садов.

– Так, значит, завтра у меня собираемся, чайку попьем, побеседуем, ну и песни споем! – звеньевая Пелагея Кнышевич весело осмотрела свою пропыленную гвардию.

– Будь спокойна, Максимовна, явимся аккуратно. Дважды приглашать нас не надо!

Эти короткие дни передышки после окончания сева Пелагея Кнышевич, звеньевая льноводов колхоза «Здобуток Жовтня», любила, наверное, не меньше, чем праздники урожая. Они приходили к ней, словно награда за нелегкий труд, за пот лица своего, за тень тревожных раздумий, не оставляющих в посевную даже ночами. Обычно после весенних работ она «делала стол» для звена своего. Припасы, хлопоты не ахти какие, но сколько радости для людей, сколько веселья общего, спокойного дельного разговора!

Посчастливилось нынче и мне побывать за столом Пелагеи Максимовны. Слушал я разговоры собравшихся, следил, как умело, толково направляла его в нужное русло хозяйка, и видел, что не зря о ней говорят в колхозе: «Умеет ладить с людьми».

В любом коллективе, пусть и не очень большом, не все иногда идет гладко. Этого ли не знать Пелагее Максимовне! Ведь звено по выращиванию льна возглавляет она вот уже двадцать лет. Разные люди бывали у ней за долгие эти годы. Случалось, скажет иному на подъеме тресты: снопик, мол, вяжи потоньше, а в ответ услышит: в других звеньях и не такие проходят.