Алракцитовое сердце - [39]

- Это ясно. Потом?

Деян, скрывая замешательство, сделал вид, что высматривает что-то во дворе.

Мажел - воспоминание о брате отозвалось глухой болью - говорил, что проще сдвинуть Сердце-гору, чем понять женщину. Все вокруг казалось нереальным, и эта девушка с беспомощной полуулыбкой на губах и душной тьмой в тяжелом, как камень, взгляде, как будто была не Эльмой, а кем-то другим, незнакомым. Но все равно родным. Он любил ее, что бы ни скрывалось в глубине ее глаз.

Та легкость, с какой Эльма сейчас отпустила его, - отчего-то задевала, тревожила, страшила. Что-то будто треснуло, сломалось в ней, а она не желала лечить этой раны...

Все шло наперекосяк: он должен был найти способ успокоить ее, найти верные слова, поддержать - но не мог пробиться через густой туман.

- Что потом, Деян? - переспросила Эльма. - Если он нормально выслушает тебя - будешь просить его остаться и помочь нам?

- Ты же видела, как он убил того, который звался Хемризом... И как он начал "говорить" с Кеном. - Деяна передернуло.

- Но подобные Хемризу не лучше или еще хуже.

- Теперь есть оружие. - Деян показал взглядом на ружья. - И больше нас не застанут врасплох. Вряд ли нам хватит сил защититься самим, но...

- Но?

- Мы хотя бы можем попытаться. А Голем... Он чудовище, Серая. Разумно ли просить защиты у чудовища? Если завтра его настроение переменится, от Орыжи не останется даже горстки пепла.

- Откуда мне знать? Решай сам. - Эльма покачала головой. - Я пойду, спрошу Иллу, чем помочь. Удачи, Деян, храни тебя Господь!

Она махнула на прощанье и ускользнула за калитку.

Деян дождался, пока она переговорит с горбатой Иллой и скроется за дверью; прежде чем уйти, он еще долго стоял, разглядывая знакомые, потрескавшиеся от времени резные наличники. Они, в отличие от всего остального, Илле приглянулись: лачугу Вильмы снесли и построили новый дом, а наличники сохранили старые.

Судьба будто сделала круг, но ничего не повторялось в точности. Новое окропляло старое, старое смешивалось с новым - быть может, так же, как в сказках складывались воедино правда и вымысел, а сказки складывались с жизнью...

"Надо было внимательней слушать Вильму. - Деян мрачно усмехнулся своим мыслям, бредя по оставленным в грязи следам к дому Догжонов. - Может, тогда я чего-нибудь бы понял... До того, как все закончится".

После разговора с Эльмой камень на сердце стал только тяжелее.

- II -

Деян зашел в дом.

- ...Я только один раз, издали видел... Мне могло показаться!.. Простите, господин... - Когда-то Кенек говорил звучным басом, но сейчас его бормотание с каждым словом делалось все визгливей. Он больше не лежал придавленным к полу, а сидел у остывшей печи на корточках, прижимая к груди обмотанную полотенцем кисть, и оттого выглядел еще более жалким, чем прежде.

Деян тихо прикрыл за собой дверь и сел на стул, отодвинув его подальше от мертвецов. Борода Барула от запекшейся крови стала черной. Хемриз лежал лицом вверх, и неровный ряд из трех дыр в его покатом лбу служил хорошим напоминанием, что за человек с усталым лицом сидит на табурете напротив Кенека.

- Так видел или показалось?! - судя по раздраженному тону, Голем мямленье Кенека слышал уже не первый раз и не второй. Сейчас Голем его не трогал, но Кенек от одного голоса чародея дрожал, как осиновый лист. - Вернемся к началу. Ты сказал, что знаменный чародей вашего короля Вимила - Венжар ен'Гарбдад. Ты видел его один раз, и с виду он тебе в деды годится. Так?

- Так, господин... Но я только издали, господин. Вдруг...

- Хватит! - перебил Голем. - При Императоре Яране солдатам, которые не верили собственным глазам, выжигали их каленым железом. Проделать это с тобой?

- Нет, господин... Я видел... Видел.

- Тут где-то была кочерга. Ты пришел растопить печь?

Деян вздрогнул, когда понял, что Голем обращается к нему. Кенек заскулил: похоже, он не думал, что чародей пошутил...

По правде говоря, Деян тоже не был в этом уверен.

Взгляд, которым Кенек его наградил, был полон подобострастной мольбы и ужаса. Деян отвернулся.

"Ну и мразь же ты, Кен", - хорошо бы прозвучало, если б было сказано часом раньше, а не сейчас, когда тот сжался в ком от страха, обезоруженный и покалеченный. Еще лучше было б одновременно с этими словами загнать ему костыль промеж зубов; но часом раньше о таком не приходилось и мечтать, а теперь уж поздно было сводить счеты...

И все равно искушение было велико. Про печь и железо чародей, возможно, сказал не всерьез, однако вряд ли он стал бы мешать, пожелай Деян немного отвести душу. Рот наполнился горечью от омерзения к бывшему другу и к самому себе: желание поквитаться с беспомощным Кенеком, собственное чистоплюйство, не допускающее подобного, - все было одно другого отвратительнее.

- Этого подонка когда-то я звал другом, - сказал Деян, подавив желание сплюнуть на пол: разгромленный и оскверненный убийством дом все же оставался домом. - Охота над ним измываться - измывайся без меня.

И тот самый звук в голове наконец-то утих.

- III -

- Дело твое, - пожал плечами чародей. - Зачем тогда явился?

- Я пришел с тобой поговорить. О тех руинах в лесу, что ты называешь замком, - сказал Деян. Запоздало он понял, что нечаянно заговорил в той же грубой и фамильярной манере, что и Эльма. Это было большой глупостью...