Алмазная пыль - [2]

— Как ты разговариваешь с матерью? Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не ходила в его подвал… — Она окинула взглядом небольшую толпу, собравшуюся теперь вокруг нас. — Мне неизвестно, что он делает с девочкой, — сказала она извиняющимся тоном. — Те, кто прибыли оттуда способны на всё, он немного фрикт[4], — она потащила меня за собой во двор нашего дома.

— Знаешь, что дедушка с тобой сделает? Я ему расскажу про тебя, и он…

Мама размахнулась большой пластиковой сумкой и хлестнула ею меня по лицу. Ручка попала мне в глаз. Я заревела. Мама испуганно прижала меня к себе. От нее пахло скипидаром и краской.

— Они отвезут его в подходящее для таких как он место, — тихо сказала она. — Я сделала это ради тебя, если бы я его не поймала, он мог бы сделать с тобой невесть что… Об этом даже говорить нельзя…

— Ты не понимаешь! — плакала я. — Это из-за того, что Проклятыйгитлер отнял у него всю семью и отправил его в концлагерь, поэтому он такой.

— Ну, хватит! Что ты плачешь, как маленькая? — Она никак не хотела меня понять. — Не будь глупой! На новом месте им займутся. Ему будет там лучше… И дедушка сможет его навещать.

Я знала, что она говорит чепуху. Что она поступила ужасно. Он нам с Лиором всё-всё рассказал! Про свою маму, красивую и белолицую, как принцесса, про своего брата, который так красиво играл, что звезды собирались над их домом послушать музыку, и про людей в черных сапогах и с красными повязками на рукаве, которые велели ему идти на вокзал. Он думал, что это просто какие-то учения, а вернулся домой через четыре года, постаревшим лет на сто, и обнаружил, что в его доме живут чужие.

Я хотела ей рассказать, но у меня вдруг перехватило дыхание. Живот пронзило острой болью. Мама трясла меня, хлопала по спине:

— Хватит, успокойся, дыши спокойно. Нельзя же так! Ты же знаешь, что тебе нельзя так задерживать дыхание. Перестань! Вы мне еще спасибо скажете, что я ему помогла, — она обняла меня и сунула мне в руку зеленый футляр с флейтой, похожий на длинную колбасу. — Иди скорее! Урок уже начался.

Я не пошла на урок флейты. Дождалась, пока она скроется в дверях дома, и спустилась в его подвал.

В подвале пахло чем-то сладким, как будто там праздновали день рождения, и все пакеты с сюрпризами, приготовленные для детей, остались там — открытые и пахучие. Старая одежда, привезенная им оттуда, которую он бережно хранил в чемоданчике, была разбросана по полу. Я подняла его старую мандолину. Две струны были оборваны. Маленькие деревянные игрушки, сделанные его ловкими руками, были рассыпаны по большой деревянной кровати, которую дедушка купил ему, когда он у нас появился.

«Когда дедушка Макс приедет с Мертвого моря, он постарается вернуть Якоба сюда», — подумала я, перебирая струны черного инструмента. Дедушка уложит Якоба на кровать, как ребенка, обнимет его и скажет: «Алес ин орднунг[5]». Конечно же, он его вернет! Никто не сможет устоять против моего дедушки. Я сложила разбросанную одежду и уже хотела засунуть ее в чемодан, как вдруг дверь подвала распахнулась, и на пороге появились мама и тетя Рут.

— Что ты тут делаешь? — спросила мама.

— Ничего.

— Почему ты не на уроке?

— Не было урока.

— Тебе здесь не место! Иди наверх и займись уроками. А если ничего не задано, почитай книжку, как воспитанная девочка.

Я медленно побрела к выходу. Остановилась в дверях и посмотрела на них. Усевшись на диван, они рылись в его вещах, в тяжелых книгах, в рисунках его брата, который сейчас — ангел.

Тетя Рут подняла глаза и зло уставилась на меня. Она поднялась, чтобы догнать меня и схватить, но мама ее остановила.

— Не трогай ее, — сказала она. — Я с ней потом сама разберусь.

Убегая оттуда со всех ног, я знала, что до приезда дедушки у меня будет еще много времени, чтобы положить на место все вещи Якоба — лучшего дедушкиного друга.

1

Как меч самурая, рассек телефонный звонок ночную тишину, обрубив ласково опутавшую меня паутину сна.

Какое-то мгновение я не понимала, сон это или явь. Звонок не прекращался. «Тррррр…» — настойчиво пилил он тьму. Спящий рядом со мной мужчина лежал на спине, спокойно дыша, как свойственно мужчинам после бурной ночи любви.

«Габи», — мысленно сказала я себе.

«Что?»

Не отвечать. Зачем отвечать? Это только неприятности. Никто не станет звонить в такое время, чтобы сообщить тебе, что ты выиграла кругосветное путешествие или принята на роль немой певицы в сериале. Пусть подождут! Известия, приходящие ночью, — как черти, являющиеся из тьмы. Лучше отложить сражение с ними до дневного света.

Я с головой укрылась одеялом. Не слышать, не отвечать, не быть. Но любопытство разбирало. Может, это папа или дедушка Макс, может быть, опять случилось что-то ужасное. Я, как слепая, пошарила в поисках выключателя. Где я, черт побери? Это не моя комната!

Постепенно сознание прояснилось. Я в доме у папы, который опять уехал в свой «Париж». Я обещала ему присматривать за домом, поливать львиный зев, вынимать почту и выгуливать старушку Бой. Моя рука нащупала груду книг, затычки для ушей, серьги, стакан с водой и пепельницу, которая свалилась со стола в эту напряженную ночь, разметав свое серое содержимое во все стороны. Вот где ты прячешься, маленький невидимка… Щелчок выключателя — и комнату залил мягкий свет. Часы возле кровати показывали три часа и десять минут. Три часа ночи! Три!