Алмазная пыль - [3]

В моем расписании такого времени нет!

На подушке покоилась красивая голова. Некто Арик — кибуцник из Маор-Даром, неплохой партнер для секса. Я подобрала его в кафе «У Брахи» в Яффо, в переулке за театром «Гешер».

Телефон не умолкал. Еще один звонок, и он утихнет, надеялась я, но он не переставал. Как голодный младенец, который не желает умолкнуть, не получив бутылочку с молоком или кончик соска.

И вдруг — тишина. Безмолвие завладело комнатой в один миг. «Вот и хорошо», — подумала я, и меня сразу же стали мучить дурные мысли. Может быть, кто-то в беде. В нашей семье всегда кто-нибудь в чем-нибудь нуждается. У папы неприятности, дедушка Макс забыл, как отключить сигнализацию, Мориц, жуткий пес, загрыз кого-то из соседей, Газета сжег свой домишко, тетя Рут беременна — что-нибудь наверняка произошло.

«Ерунда, всё в порядке, — попыталась я себя успокоить. — Ошиблись номером. Я сама взгромоздила целую башню беспокойства».

Слева от меня красавец Арик коротко всхрапнул, поворочался, сбрасывая одеяло, и свободно раскинул ноги. А вдруг это звонит брошенная им жена или любовница? Отчаявшаяся женщина выследила нас, сумела раздобыть номер телефона и решила выяснить отношения с Ариком именно сейчас? Но ведь до того, как мы перешли к практическим действиям, он рассказал мне, что он убежденный холостяк. Впрочем, кто знает — не ждут ли его где-нибудь четверо сопливых детишек, которые ищут пропавшего отца, забывающего посылать алименты.

Я собрала с пола окурки, укрыла Арика, потушила лампу и закуталась в одеяло. Поискала в подушке углубление, в котором прячутся сны. Мысли не покидали меня.

Если бы мой брат Лиор был здесь, он бы посмеялся: «Брось! Забудь про звонок. Это приказ! Помни, что плохие вести — как вши, от них надо держаться подальше. Стоит им найти хозяина — не отстанут. Только размножатся».

Как весть о твоей смерти. Будто бы можно было от нее убежать. Будто, если бы посланцы судьбы — двое смущенных солдат — не нашли бы нас и не сообщили бы нам, запинаясь, это известие, твое тело не было бы разорвано, и душа не покинула бы его.

От этой вести нельзя было убежать. Она немного задержалась в пути, но, в конце концов, добралась до нас, когда ты уже четыре или пять часов был мертв.

В тот далекий четверг в семь часов и семь минут, в тот самый миг, когда тебя разметало во все стороны силой взрыва, я читала «Трое в лодке». Эту книгу рекомендовал мне ты. Ты посоветовал перечитать ее в подробно комментированном издании, не пропуская ни одного комментария или дополнения. Я вижу себя, сидящей на твоем деревянном белом стуле с ногами на зеленой подушке, хранящей твой запах. Меня пьянит путешествие этих троих с собакой по английским каналам, и мне не приходит в голову, что в эту самую минуту закончилось твое путешествие по жизни.

Мама и папа — тогда еще мама и папа, объединенные в одно, как и положено родителям — ушли в оперу. В театре давали «Бориса Годунова», и папа весь день волновался. Он и она любили оперы, хотя и знали, что они всегда плохо кончаются, и герои всегда умирают. Они ушли из дому нарядные и веселые, пообещав принести мне подарок из музыкального магазина при театре, и не знали, что это в последний раз они будут так сидеть — мамапапа — ее кудрявая голова рядом с его головой, ее рука в его руке. Он, закрыв глаза от удовольствия, напевает арии героя и героини. Она мысленно планирует новую выставку или думает о художественной ярмарке, где сможет представить свои расписанные шелка.

Откуда им было знать?..

…А когда опера закончилась, они, довольные, вышли из театра, сели в машину и поехали домой.

Я снова и снова мысленно рисую эту картину. Мама и папа выходят из машины, стоя на пороге, роются в карманах или сумке в поисках ключа, может быть, спорят о дирижере или о декорациях — и не представляют себе, что ждет их через пару минут. И всё это время солдаты сидят в армейской машине и смотрят на них. Ждут, чтобы они вошли в дом.

Я услышала, как открылась входная дверь и через минуту — крик. Я вышла из комнаты. Стояла на лестнице и смотрела на них. Он поддерживал ее, обнимая ее так, будто боялся, что если уберет руку, она исчезнет. Она не плакала, только повторяла: «Злая земля, злая и мстительная земля, земля без любви, это злая земля…»

Сразу же появилась тетя Рут — губы напряжены, волосы затянуты туже обычного — готовая принять на себя внезапно возникшую боль. Позвонили из части и попросили ее прийти (не представляю, как они ее нашли). Кто-то говорил мне, что есть инструкция, предписывающая присутствие кого-нибудь из близких, который мог бы плести чепуху о том, что погибший солдат теперь ангел, что он рядом с богом, или что-то вроде этого.

На соседней подушке всё так же спокойно похрапывал Арик. Образ Лиора рассеялся. Я закрыла глаза, пытаясь удержать его. Подожди, братик, просила я. Еще минутку. Только ночь возвращает тебя к жизни. Дай мне еще пару мгновений… Он улыбался и дергал меня за косы, звал меня на урок шахмат, пел о сапожнике и сапожнице: «Ловко гвоздик я забью, посмотри на мой шнурок. Лишь в убытке молоток…» А потом, как всегда, уходил, равнодушный к моим мольбам. Его лицо уменьшалось, становясь прозрачным, размытым, пока совсем не исчезало в сером облаке.