Алмаз - драгоценный камень - [9]

В передней раздался звонок. Алешка напрягся и побледнел.

— Там тебя девочки спрашивают, — возвратясь, сказала мама.

— Не пой-ду-у, — плаксиво протянул Алешка и отвернулся.

— Ну, тогда пойду я, — вставая, сказал папа.

— Нет, папа, нет! Я сам! — испугался Алешка и, обогнав отца, кинулся к выходу.

— Убирайтесь! Я ничего не знаю! — послышалось за дверью.

Юрий Павлович вышел на площадку и в тусклом свете лампочки увидел, что Алешка пытается вытеснить на лестницу четырех девочек.

— Что тут происходит?

Впереди всех, на голову выше Алешки, стояла крепкая круглолицая девочка в коротком пальтишке. Она вскинула на Юрия Павловича большие серые глаза и, смущенно улыбаясь, спросила:

— Можно я скажу?… Мы ведь не жаловаться. Мы только хотели, чтобы Алеша сказал, куда он спрятал портфель Ани Глушковой. Ей уроки делать надо. Вот. Она сидит дома и плачет.

— Не брал я никакого портфеля! — тонко выкрикнул Алешка.

— Ты вот что, — повернулся к нему отец. — Марш в комнату и чтоб через минуту был тут одетым. — А девочку спросил: — Вас, наверно, зовут Алена?… И вы знаете, Что портфель взял он?

Сероглазая кивнула.

— Он!.. Больше некому!.. Он в продленку прокрался, когда мы во дворе гуляли… Еще светло было. Мы видели! — наперебой заговорили девочки.

Всю дорогу Алешка отказывался. Но по требованию отца все же привел их в угол школьного двора. Юрий Павлович посветил фонариком, и Алешка из-под кучи мокрых листьев вытащил портфель.

Девочки обрадовались и сказали, что отнесут его Ане.

— Нет уж! — решил Юрий Павлович. — Кто брал, тот пусть и относит! Спасибо вам за помощь.

Они попрощались и убежали.

— Не знал я, что ты способен на подлость, — тихо сказал отец. — Ну что ж. Бери портфель. Отнеси девочке и извинись.

— Не пой-ду-у… Ни за что не по-ой-ду, — закрыв лицо руками, ныл Алешка.

— Ладно, — помолчав, сказал отец — пойду извиняться я… за то, что такого сына вырастил… И ты со мной. Пошли…

Аня с бледным заплаканным лицом и распухшим носом открыла дверь и удивленно отступила.

— Анечка, — сказал Юрий Павлович, снимая шляпу, — я отец Алексея Жукова. Вот возьми, пожалуйста, свой портфель. Я очень прошу у тебя извинения за тот дрянной поступок, который совершил мой сын. Уверяю тебя, что и я, и мама сделаем все, чтобы Алексей никогда не повторил ничего подобного. Поверь мне, пожалуйста, и извини.

Аня растерялась. Такое было в ее жизни впервые: большой, взрослый человек просил у нее прощения!

— Я… я, пожалуйста… я не сержусь, — запинаясь, проговорила Аня. — Алеша… он… он не злой. Он думает… Нет, он не думает иногда просто, что… — И, окончательно запутавшись, она смолкла.

Юрий Павлович незаметно подтолкнул сына. Алешка взметнул на миг испуганные глаза и выдавил хриплым, дрожащим голосом:

— Я… я не буду, Глушкова. Никогда… Честно… — Горло у него перехватило. Алешка закрыл лицо руками и выскочил из комнаты.

СЮРПРИЗЫ

«Ну и погода на этом юге! — не переставала удивляться Алена. — Какая будет завтра, и угадать невозможно».

Когда они уезжали из своего уральского поселка, туда уже пришла зима. Тонкоствольные березки и осинки давно лишились листвы и, голенькие, казалось, дрожали от холода на пронизывающем ветру, который хозяйничал над тайгой, без разбору хлестал: колючими крупинками снега по всему, что есть на земле.

Вьюга два дня гналась за поездом. Потом отстала. Зеленых, хвойных лесов становилось все меньше. За окнами потянулись бесснежные поля с раскисшей от дождей землей. Потом… — что за чудо! — стали попадаться сначала отдельные лиственные деревья, за ними целые рощицы, похожие издали на громадную цепь костров с разноцветными языками пламени: красными, лимонно-желтыми, бордовыми, синими. Тут еще хозяйничала осень.

А когда приехали сюда, в этот город, вовсю светило солнце, мальчишки бегали в школу в одних рубашках. Мама принесла с базара кисти крупного продолговатого винограда, сквозь кожицу которого просвечивали зернышки, и громадный полосатый арбуз. Куда же она попала? Уехала из зимы. Промчалась в поезде мимо осени. А тут, выходит, еще самое настоящее лето?!

Но лето продержалось недолго. Через неделю лужицы сковало льдом. Всю землю, тротуары, крыши домов устелили опавшие в одну ночь листья кленов, каштанов, акаций. Повалил снег, и к вечеру ребята катались по улице на санках.

Пришла зима? Ан нет! Через два дня от снега и следа не осталось. Полили нескончаемые дожди. Вот уже и Новый год на носу, а зимы все нет. Ну а какой же это Новый год без снега?…

* * *

Двадцать восьмого декабря ребята пришли в школу нарядные, праздничные, с просветленными, радостными лицами — ведь сегодня последний день занятий, а впереди — Новый год, подарки и зимние каникулы.

Обычно растрепанный и небрежно одетый, Толик Ивасечко был: неузнаваем. Сегодня все на нем новое: и рубашка, аккуратно заправленная под ремень, и брюки с острыми, как ножи, стрелками, и ботинки. Да и сам Толик похож на новенький сверкающий гривенник. Непослушные темные вихры он смазал каким-то маминым кремом, отчего они блестели и плотно облегали голову. И ходил он сегодня, на удивление, тихо, осторожно. Садясь, смотрел, не запачкана ли скамейка, и, чтоб не измялись, аккуратно поддергивал штанины.