Alma Matrix, или Служение игумена Траяна - [10]
Игумена не интересовали воспитанницы, и вахтер, заступивший на дежурство, его тоже пока не интересовал – отец Траян вышел на большую ночную охоту за семинаристами, незаконно собирающимися после отбоя для обсуждения модной ереси. Но про вахтера он не забудет.
Паша легко подхватил девушку и, посадив ее на стол,достал мобильник, набрал номер Ромы и сбросил. Парни должны успеть разбежаться по своим комнатам, стукачей среди них нет, и Траян останется ни с чем. Возвращаться будет злой, так что, пожалуй, лучше бы он не заставал Пашу снова с девушкой на руках. Паша откинулся на кресло. Девушка удивленно смотрела на него.
– Тебя как звать? – спросил Паша.
Рома сидел на парте, опершись о стену спиной, лениво цедил через трубочку подаренную ему Александром Настоящим кока-колу из пятилитровой пластиковой бутыли и внимательно слушал. Рома был собой горд, уже третий раз он смог организовать ночную встречу с четверокурсниками Гайдой и Настоящим, а сегодня был вообще аншлаг, девятнадцать человек. Гайда был в ударе, исчертил всю доску своими схемами и тезисами, аудитория реагировала живо и весело, Настоящий поделился разведенным концентратом колы, её было еще четыре литра, за окном в беспорядочных порывах ветра крутились колкие снежинки, а в аудитории было жарко натоплено. Хорошая штука жизнь.
Зачем Гайда с Настоящим придумывали новые ереси, никто однозначно ответить не мог. Но каждый понимал, зачем лично ему необходимо с очередной ересью ознакомиться – это был лучший способ понять и выучить православную догматику. Обычно ночные лекции состояли из выступления Гайды, который предлагал «ересь номер один», и ответа Настоящего, который, вставая на защиту веры отцов и опровергая заблуждения товарища, создавал «ересь номер два», всячески уверяя, что именно его концепция и есть истинное учение Церкви. Потом начинались дебаты.
Сегодняшние построения Михаила Гайды интересовали Рому в той части, которая касалась нашей посмертной участи. Пока Настоящий поправлял очки на переносице и хитро посмеивался, Гайда оптимистично уверял, что в Царствии Небесном людям представится возможность творить свои миры, в полной аналогии с тем, как когда-то наш мир был сотворен Богом. Рома уже видел, как щелкает пальцами и возникает чудесная вселенная по мотивам книг Толкиена, с эльфами, гоблинами и хоббитами. Надо поинтересоваться у Гайды, будут ли сотворенные нами существа общаться с Богом напрямую, или только через нас. Жаль, если только через нас, ведь… Рома схватил загудевший и быстро смолкнувший мобильник. Кто – Пашка?!
– Отцы! Проверка! Сматываемся отсюда все! Быстро, быстро! Давай!
Семинаристы кинулись вон из аудитории, опрокидывая стулья и ни о чем больше не спрашивая. Рефлексы, необходимые для жизни в семинарии, уже ко второму курсу вырабатываются сами собой. Один из них – способность в пять секунд долететь из любой аудитории до своей койки и мгновенно заснуть. Семинаристы часто шутили, что представители администрации не умеют с такой скоростью думать, с какой студенты умеют передвигаться.
Рома быстро и беззвучно открыл дверь своей спальни, так же быстро закрыл ее за собой и остановился на пороге. В коридоре он никого не заметил, так что торопиться было некуда. Пусть глаза привыкнут к темноте, а то налетишь на стул, еще, не дай Бог, ребят разбудишь. У Ромы была отличная комната на третьем этаже Семинарского корпуса, в ней жило семь человек, причем двое из них были пятикурсниками и потому почти всегда отсутствовали. А когда ты живешь с четырьмя соседями, а не с девятнадцатью, ты начинаешь видеть в них людей и уважать их покой. И они ведут себя так же. Так что лучше без надобности не шуметь.
Рома представил, как кто-нибудь из инспекции входит сейчас в класс, откуда они только что сбежали, и видит огромную бутыль с колой на первой парте…
– Бра-а-а-т, – выдохнул Рома, – мы с доски не стерли!
Поваленные стулья и открытая бутыль ни о чем не говорят, разве что о том, что семинаристы украли из столовой концентрат и теперь сами разбавляют себе колу. А поваленные стулья, открытая бутыль и конспект гайдовской ереси на доске говорят о том, что в аудитории собирались после отбоя и спешно оттуда ретировались при первой опасности. Всех начнут трясти по-серьезному и выйдут на них. Плохо, плохо, плохо. Так… Рома лихорадочно соображал. О проверке предупредил Пашка, который сидит на входе в корпус на первом этаже, значит, кто-то пришел к нам в гости с обходом. Аудиторий в корпусе много, пока их всех осматривают, можно успеть добежать и стереть. Надо попытаться.
– Леной меня звать.
– Откуда же у тебя, Лена, привычка сходу бросаться в объятия незнакомых парней?
– Не такой уж ты и незнакомый, – ответила серьезно Лена, закинула ногу на ногу и приготовилась к беседе. – В семинарии уже на третьем курсе учишься, всегда у всех на виду, мне девчата про тебя много чего рассказали. А про бросаться сходу в объятия, так это кто бы говорил. Сам c меня целую неделю глаз не сводил.
Паша «не сводил глаз» даже больше недели. Впервые он увидел ее десять дней назад, в понедельник, у выхода из регентской столовой. Пришел морально поддерживать товарища, а пока тот знакомился со своей белокурой голубоглазой мечтой, заметил новенькое лицо в море одинаковых белых платочков.
Пьеса, посвященная зарождающимся отношениям на грани дружбы и влюбленности между молодым человеком тридцати лет и девушкой двадцатилетнего возраста. Постмодернистское произведение, лишенное классического драматизма. Все ситуации в пьесе — ситуации языковые, а не психологические. В пяти встречах Он и Она общаются в легкой, раскованной и подчеркнуто ироничной манере, постепенно заинтересовываясь друг другом.
Судьба – удивительная вещь. Она тянет невидимую нить с первого дня нашей жизни, и ты никогда не знаешь, как, где, когда и при каких обстоятельствах она переплетается с другими. Саша живет в детском доме и мечтает о полноценной семье. Миша – маленький сын преуспевающего коммерсанта, и его, по сути, воспитывает нянька, а родителей он видит от случая к случаю. Костя – самый обыкновенный мальчишка, которого ребяческое безрассудство и бесстрашие довели до инвалидности. Каждый из этих ребят – это одна из множества нитей судьбы, которые рано или поздно сплетутся в тугой клубок и больше никогда не смогут распутаться. «История Мертвеца Тони» – это книга о детских мечтах и страхах, об одиночестве и дружбе, о любви и ненависти.
Автобиографичные романы бывают разными. Порой – это воспоминания, воспроизведенные со скрупулезной точностью историка. Порой – мечтательные мемуары о душевных волнениях и перипетиях судьбы. А иногда – это настроение, которое ловишь в каждой строчке, отвлекаясь на форму, обтекая восприятием содержание. К третьей категории можно отнести «Верхом на звезде» Павла Антипова. На поверхности – рассказ о друзьях, чья молодость выпала на 2000-е годы. Они растут, шалят, ссорятся и мирятся, любят и чувствуют. Но это лишь оболочка смысла.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
УДК 82-1/9 (31)ББК 84С11С 78Художник Леонид ЛюскинСтахов Дмитрий ЯковлевичСон в начале века : Роман, рассказы /Дмитрий Стахов. — «Олита», 2004. — 320 с.Рассказы и роман «История страданий бедолаги, или Семь путешествий Половинкина» (номинировался на премию «Русский бестселлер» в 2001 году), составляющие книгу «Сон в начале века», наполнены безудержным, безалаберным, сумасшедшим весельем. Весельем на фоне нарастающего абсурда, безумных сюжетных поворотов. Блестящий язык автора, обращение к фольклору — позволяют объемно изобразить сегодняшнюю жизнь...ISBN 5-98040-035-4© ЗАО «Олита»© Д.
Элис давно хотела поработать на концертной площадке, и сразу после окончания школы она решает осуществить свою мечту. Судьба это или случайность, но за кулисами она становится невольным свидетелем ссоры между лидером ее любимой K-pop группы и их менеджером, которые бурно обсуждают шумиху вокруг личной жизни артиста. Разъяренный менеджер замечает девушку, и у него сразу же возникает идея, как успокоить фанатов и журналистов: нужно лишь разыграть любовь между Элис и айдолом миллионов. Но примет ли она это провокационное предложение, способное изменить ее жизнь? Догадаются ли все вокруг, что история невероятной любви – это виртуозная игра?
Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.