Алисанда - [6]

— Ну, чего вам? — поинтересовалась я, подойдя к калитке. Открывать не спешила — мало ли что.

Ответом мне было напряжённое сопение, звон и недовольное фырканье.

— А ты выйди, выйди, не бойся, — произнёс после минутной паузы грубый мужской голос.

Ага, может, ещё и хлеб-соль вынести, да самогона?

— Ты, Антоныч, сначала скажи, что случилось, и тогда я подумаю, а стоите ли вы вообще моего драгоценного времени.

И вновь молчание. Чтобы не заскучать, я оборвала несколько листочков с куста смородины, что рос рядом с калиткой, и принялась скручивать их в трубочки. Пауза затягивалась, что, признаться, не очень-то радовало. Задумают ещё чего. Хотя, шепотка не слышно, что само по себе хорошо. Приятно, когда люди молчат, но ещё приятнее, когда их вообще нет.

— Короче, ты выйди, бить тебя не буду, обещаю, — прохрипел Антоныч.

Эх, свежо придание, да вот верится в него с огромным трудом почему-то.

— А что мне толку от твоих обещаний? Ты не будешь — остальные побьют. За тебя.

Кстати, истина в моих словах была. Хуторяне за своих горой. За всех, кроме меня, разумеется. Ну, кому придёт в голову сельскую ведьму защищать? Никому, кроме самой ведьмы.

На этот раз из-за забора послышался яростный шёпот. Я вновь принялась обдирать смородину. Жалко, конечно, да руки занять нечем. Хотя на этот раз пауза оказалась покороче, и сильно ободрать куст я не успела. Что ж, ему просто повезло.

— Ладно, никто тебя бить не будет. Даём честное охотницкое слово! — с какой-то обречённостью в голосе изрёк Антоныч.

О, аж охотницкое! Ну, раз так… Я откинула щеколду, чуть приоткрыла калитку и выскользнула на улицу. То, что я увидела, заставило меня сначала остолбенеть, затем покраснеть от злости и взреветь на манер медведя, которому наступил на лапу слон:

— Ах вы, гады! Ну-ка живо моего коня отпустили!

Передо мной стояли три мужика, один из которых был как раз Антонычем, моим соседом, второй — упомянутым выше Гришкой, а третий — мясником, имени которого я никогда не знала. Да меня оно, по большому счёту и не интересовало, насылать порчу на мясника — себе дороже. А так, для общей эрудиции мне не надо, без него прекрасно проживу.

Позади всей этой честной компании стоял, виновато опустив голову и моргая мокрыми от слёз глазами Вермерх, вороной жеребец, которого я подобрала ещё жеребёнком недалеко от хутора, в канаве. Но не сам факт его присутствия меня взбесил. На мощной шее жеребца висела затянутая петлёй ржавая якорная цепь довольно внушительных размеров и, судя по всему, такого же внушительного веса. Конец её держал в руках покрасневший от напряжения Гришка. Нашли, кому добычу доверить. Мне стало жаль парня, которому ни за что ни про что выдали такую тяжесть.

Антоныч криво усмехнулся и поправил съехавшую набок фуражку, которой безумно гордился. Было бы, чем гордиться: потрёпанный кусок какой-то плотной ткани, криво пришитый к кожаной полоске с жёстким козырьком.

— Э, не, не отпустим, даже не проси, — противно ухмыляясь, произнёс мясник и бросил многозначительный взгляд на Вермерха. Жеребец совсем сник.

— А я и просить не буду, — я "мило" оскалилась мужикам и начала лихорадочно соображать, какое же заклинание применить, чтобы и цепь разбить, и Вермерха не ранить. На ум шла лишь какая-то дребедень вроде выведения бородавок. Но, к счастью, даже оскал подействовал: мужики боязливо попятились. Вермерх не упустил возможности приложить свои острые, вовсе не типичные для лошадей клычки к филейной части мясника, который, надо отдать ему должное, не вскрикнул, а лишь выпучил глаза и раскрыл рот.

— Ладно, ладно, мы зачем, собственно, пришли и его притащили, — тоном миротворца, пытающегося успокоить враждующие между собой племена дикарей, проговорил Гришка. — Твой Вермерх дяде Мише забор погрыз.

Опять? Нет, ну это уже слишком! Я бросила негодующий взгляд на жеребца. Тот виновато опустил голову и активно захлопал длинными чёрными ресницами. Нет, ну как на такого ангелочка обижаться? Я мгновенно подобрела.

— Ладно, восстановлю я забор. А зачем на цепь коня посадили? — вот это меня интересовало больше всего. Вермерх прекрасно возвращается домой и без верёвок и об этом знают абсолютно все, включая самого жеребца.

Тут выступил Антоныч.

— Ты мне, Лиса, зубы не заговаривай! Сама свою тварь выпускаешь, сама на забор натравливаешь! А на цепь посадили, чтобы не убежал уж точно! Вот!

Я не смогла сдержать смеха. Ну, первое — это вообще глупость. Мне нет смысла заставлять коня грызть чужие заборы, а потом их восстанавливать. Ну, не хватает жеребцу каких-то микроэлементов, так что же, убить его за это? А второе… Якорные цепи были для Вермерха не преградой, а, скорее, хорошей закуской. И сейчас он бы, я уверена, спокойно перекусил бы пару звеньев и схрупал всю цепь, кабы не ржавчина. Погодите, ржавчина?

Мысленно я представила себе, как ржавчина проедает звенья цепи, как они превращаются в труху. Вермерх, уловив ход моих мыслей, довольно фыркнул и, задорно взвизгнув, поднялся на дыбы. Потрёпанные волшебством и ржавчиной звенья раскрошились, и цепь с глухим стуком упала на землю. Вполне довольный таким раскладом Вермерх отряхнулся и в два прыжка очутился за моей спиной. Конечно, под защитой хозяйки надёжнее.