Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 - [26]
Лампу сдвинули совсем на бок, и того и гляди она свалится…
Разговор очень оживленный и веселый.
«Развлекающие элементы» – Грибунин и Александров стараются вовсю164…
Шутки, остроты сыпятся градом…
Александровские мимика и жесты доводят всех до исступленного хохота.
Поминутно то одна, то другая выскакивает из‐за стола, не будучи в состоянии проглотить [глоток. – зачеркнуто], [взять] в рот глоток чая, и, отмахиваясь руками, бежит в угол, откуда возвращается [оттуда. – зачеркнуто] через несколько [минут. – зачеркнуто] секунд успокоенной, хотя все еще со слезами на глазах…
Черемисия сравнительно степеннее других, зато Братушка выходит из себя…
Улучив момент, он отчаянно встряхивает космами и заводит, покрывая весь гам, такую высокую ноту, что барабанная перепонка едва выдерживает…
В комнате значительно нагрелось…
Яркий веселый огонек в камине придает уют и тепло…
Радостно, хорошо и беспечно…
Чувствуется, что всем весело, у всех на душе ясно, просто и беззаботно! Там где-то, далеко-далеко в маленьких уютных комнатках – тишина, покой… Мама сидит за работой и от времени до времени перебрасывается [отдельными] фразами с Цибиком165, который тут же работает, важный и степенный…
В столовой папа за одиноко горящей лампадкой раскладывает вечный пасьянс. Никогда не сходящая глубокая дума на лице… Глаза смотрят грустно-грустно…
О чем он постоянно и так напряженно думает?166
Тетрадь 3. 26 августа 1906 года – 19 марта 1907 года
[Более поздняя запись]:
«Бранд».
22 августа 1907 г.
Все-таки эта зима была счастливая, ясная и радостная.
Дай Бог, чтобы теперь было бы так же хорошо.
26 августа [1906 г.]. Суббота
Что-то ужасное творится внутри. Такая кутерьма, что разобраться трудно… Когда это все кончится? Господи, дай силы.
И хоть бы одно ласковое слово от него, один теплый взгляд?! – Нет – как будто бы я и не существую в театре. Тяжело! Томительно!
Я так люблю его! И отказаться от этого чувства – сил нет! А тревога… Эта странная, непонятная тревога не унимается. И в театре как-то «неблагополучно». Точно повисло что-то… тяжелое… давящее…
И вдруг правда то, что рассказывала Маруська [М. А. Гурская или М. А. Андреева (Ольчева)] про Владимира Ивановича [Немировича-Данченко]…
И театр…
Боже, какой это ужас.
Нет, нет, быть не может!
27 августа [1906 г.]. Воскресенье
11‐й час вечера.
Сейчас мама играла, а я плакала тихими, горькими слезами…
Но на душе не легче…
Что-то томительное, тяжелое, беспросветное тяготеет надо мной!
Сил нет, сил нет!!!
Что делать?!
Научи, Господи!
Чем кончится все это?
Хоть бы минутку, одну минуточку поговорить с ним, быть может, отлегло бы…
28 августа [1906 г.]
Нет, чем-нибудь это должно окончиться – или я пущу себе пулю в лоб, или уйду из театра… Не знаю…
Хочется поговорить с Владимиром Ивановичем [Немировичем-Данченко]. Он как будто хорошо относится ко мне…
Скажу ему – все, откровенно, и уйду. А что потом будет – не знаю… Может быть, смерть.
Что делать!?!
29 августа [1906 г.]
Сегодня пошла вечером на репетицию. Вошла в театр, и вдруг так томительно стало, так тяжело… Точно комок какой-то подступил к горлу. Оставаться было немыслимо. Наскоро оделась и бросилась вон. В дверях столкнулась с Василием Ивановичем: «Вы уходите? Вам нездоровится?»… «Да, нездоровится», – и, как бешеная, вылетела на улицу… Воздух сухой, свежий отрезвил немного, успокоил нервы. Шла тихо-тихо… и все думала. Боже мой, будет ли когда конец этим думам? А потом лежала на диване и слушала баркаролу. Сердце сжималось до боли, а мысль уносилась далеко-далеко, в какое-то светлое, лазурное царство, царство [мечты, покоя и любви. – зачеркнуто]… Как хочется отдохнуть… В монастырь бы уехать…
Сцена… и монастырь… Странно звучит, а между тем есть в этом какая-то связь… Да, так вот. Уехать. Далеко куда-нибудь. Старая обитель в лесу. Деревья, опушенные снегом. Там где-то гладью раскинулась широкая белая равнина… Тишь… безлюдье…
Только колокола перезванивают, стройно и красиво, и поют о счастье, любви и всепрощении…
31 [августа 1906 г.]. Четверг
1 час ночи.
Сейчас с репетиции.
Сегодня Василий Иванович все время как-то особенно смотрел на меня… Может быть, оттого, что я была как-то интереснее обыкновенного. Не знаю.
Но несколько раз я ловила на себе этот его «особенный взгляд»…
А потом шла и дорогой все думала о том, как я его люблю…
Господи, как люблю…
Настроение чуть-чуть лучше…
Завтра Самарова собирает нас всех для каких-то переговоров.
Итак, работа начинается!
Помоги Бог!
1 [сентября 1906 г.]
Страшно мне за этот год!
Что будет?
4 [сентября 1906 г.]
Тяжело!
Опять что-то нависло – угрюмое, удушливое.
А впереди – работа!
Много работы!!
5 [сентября 1906 г.]
Сегодня много занималась.
Как следует, хорошо…
работать!
Играю Леля167.
И страшно, и интересно безумно! Только бы вышло!
Приехала Н. И. Секевич.
Была в театре.
Показалась мне совсем неинтересной…
