Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 - [23]
Все как бы замерло в [слово вымарано] в дымке чудных видений и грез…
Тонкие красивые сосны раскинули свои мохнатые пушистые лапы и стоят как зачарованные в своем горделивом величии и как бы прислушиваются к какой-то дивной сказке, льющей по всему миру [свои] широкие волны чудно-таинственных видений.
Сад и спит, и не спит…
[Он в какой-то сладкой дремоте. – зачеркнуто.]
Он стоит, дремлющий, в какой-то сладкой истоме, окутанный обаянием [строка вымарана] чудно-красивой мечты…
Вот они – «голубые часы» – теперь я их понимаю…
Сейчас прохожу мимо одной из дач. На террасе – целое общество.
Вдруг чувствую, как вся кровь отливает от головы – сидит Василий Иванович… Ноги подкосились… Сердце замерло и совсем как бы перестало биться… Пройдя немного, я сообразила, что это вздор. Он ведь так далеко теперь.
И действительно – ошиблась…
26 [июня 1906 г.]
Я люблю его до сумасшествия!
11‐й час ночи.
Сейчас сидела смотрела на его карточку, и вдруг как молния – страшно и ярко блеснула мысль: «Я люблю не его, а кого-то другого…» Он – это не он – тот, кого я люблю, не есть Василий Иванович Качалов. Даже и внешняя его оболочка – не та… Я люблю не настоящего Качалова, а какого-то своего, которого я выкроила из него…
Вздор какой-то.
Расстроенное воображение…
[Снова вклиниваются вне хронологии фрагменты про Берлин]:
Берлин. Фридрих-штрассе, 42. ([Нрзб.])
Театр на [Шарлоттен]-штрассе.
[Нрзб.] – где обедали.
[Нрзб.] (садится на Potsdamerplatz).
[Нрзб.] ([Мюгельское] озеро – [нрзб.]) [Нрзб.] с одной стороны – Бранденбургские ворота, с другой – все музеи и цирк Буш.
Дорога.
1 день 11-го – неприютно, холодно… Пришли и лежали по постелям. Хотелось плакать. Тоска по дому.
12-го. Утром – отвратительное настроение. В театр идти не хочется. Чувствуешь себя одинокой и чужой.
13-го. Собрались все в театр. Подошел Василий Иванович. Страшно обрадова[л]. Спросил, как устроились.
Позже начались репетиции. Стала налаживаться жизнь. Стала привыкать к Берлину. Только когда думала о [Васе], становилось жутко и холодно, очень он с каждым днем начал удаляться от меня.
Потом это уже мало начало мучить. Мало совсем и думать стала о нем: новые впечатления. Только иногда вспомню, и станет больно.
«Федор» – настроение. Потом в Café-opéra…
Парад – свадьба Эйтеля.
«Дядя Ваня» – настроение.
«Три сестры».
«Дно» – спокойно.
«Штокман» – спокойно.
Поездка в [Нрзб.]wald. – Тиши[на]. Лес русск[ий].
Мюгельское озеро.
Между нами раскол.
Война с Маруськой [М. А. Гурской].
Отдаленность от Андрюши [М. А. Андреевой (Ольчевой)].
(Братушка [С. С. Киров].)
Сплетни театральные.
Иногда утомление.
Отъезд из Берлина: жалко и хочется…
Дорога…
27 [июня 1906 г.]. Вторник
Так хорошо на душе, так тихо – радостно… безмятежно…
28 [июня 1906 г.]
На дворе дождь… Уныло смотрят чахлые вымокшие сосенки… Небо глядит тоскливым и скучным…
Нудно… томительно…
Вчера я все ходила и думала – правда ли, что я так люблю его?
Не самовнушение ли это?
Не есть ли это только позыв к любви… и за неимением.
Нет, сейчас вижу, что нет, даже рука не повинуется писать дальше…
Я много раз гадала на ромашке, и каждый раз выходит «нет».
Почему-то твердо верю в это гадание…
Прошлое лето я часто задумывала, примут ли меня, и все выходило «». Я всякий раз только горько усмехалась на это… Ну и теперь уже верю.
– да и мне кажется, что это не будет – никогда…
Стоит только поставить мысленно себя рядом с ним… Ведь это безумие, нелепость мечтать о… (стыдно даже написать) любви Василия Ивановича Качалова. Ведь это уже прямо какое-то нахальство, самомнение, недомыслие, наконец!!
Сочетание – я и Василий Иванович… (??!)
Боже мой! как я должна смеяться над собой!!
[29 июня 1906 г.]
Через месяц – Москва!
Боже мой, как летит время!!
Нет, что-то все-таки тяготеет надо мною!!!
Меня зло берет на себя! Какое-то глупое отчаяние охватывает! Хочется что-то разломать, что-то выкинуть!
Или я не умею жить, не умею приспособляться, или…
Не знаю, не могу разобраться.
30 [июня 1906 г.]. Пятница
Ездила сегодня в Москву. Вид папы произвел какое-то особенно удручающее впечатление: весь ослабевший, опустившийся, с осунувшимся лицом. Что-то ужасное… Руки не двигаются… Боже мой, что дальше, как жить?! И мама хворает все время… А тут это учение… Господи, какое счастье, что я буду хоть немного иметь своих денег!
Теперь… – задумали справлять серебряную свадьбу… А в кармане ни грошика, и дел никаких: и от этого еще горше, еще тяжелее144… Бедные, хорошие мои старички!.. Как я люблю вас и как жалею! С каким бы восторгом я отдала вам последнее все, чтобы устроить этот день торжественнее, – и нет ничего…
Как мне обидно за вас, мои честные, хорошие труженики!
Вечные, истинные труженики!
1 [июля 1906 г.]. Суббота
Ужасно хочется повидать Ивана Михайловича [Москвина].
Сегодня опять прошла нарочно мимо их дачи… Сердце стучит, шаги неровные!.. – и все напрасно: не видала ни души…
Домик стоит такой хорошенький, приветливый, ласковый… Сад изумительный – с огромной массой цветов…
И так все чистенько, такой уют, тепло, такие мягкие, ласкающие тона. Живо представляется здесь добродушная фигура Ивана Михайловича, с его ясным, светлым лицом – [
