Алиенист - [26]

— Ну хорошо, — сказал я, опуская руки. — Значит, кто-то три года назад убил двух детей, а сейчас мы столкнулись с сумасшедшим подражателем, который вдобавок уродует тела. И что нам теперь предстоит со всем этим делать?

— В том, что вы сейчас сказали, Джон, — ровным тоном ответил Крайцлер, — нет ни грана точности. К тому же я не уверен, что это дело рук сумасшедшего. И я склонен полагать, что сам он не в восторге от того, чем ему приходится заниматься, — в том смысле, как вообще можно понимать подобное утверждение. Но самое главное — и здесь я боюсь разочаровать вас, Рузвельт, — я уверен как в себе самом, что это не имитатор, а один и тот же человек.

Мы ждали, что он сделает такой вывод, и боялись его — и я, и Рузвельт. Я достаточно отработал полицейским репортером после моего бесцеремонного отстранения от вашингтонских дел из-за поддержки Рузвельта в его борьбе с кумовством в государственном аппарате. Я даже освещал дела о громких убийствах за границей. Так что я прекрасно знал, что преступники, подобные тому, которого описывал Крайцлер, существуют, но никому из нас не было приятно удостовериться в том, что мы столкнулись как раз с таким экземпляром. А Рузвельт хоть и был прирожденным бойцом, мало что понимал в тонких деталях преступного поведения, и ему проглотить подобное было тяжелее всего.

— Но… три года! — ошеломленно воскликнул он. — Честное слово, Крайцлер, даже если такой человек и существует, он ведь не мог водить за нос правосудие столько лет!

— Нехитрая задача — водить за нос того, кто тебя не преследует, — ответил Крайцлер. — А если полиция и проявляла какой-то интерес к этому делу, шансов у нее не было. Ибо они даже не потрудились выяснить мотивы преступления.

— А вы? — На этот раз слова Рузвельта прозвучали чуть ли не умоляюще.

— Потрудился — правда, пока далеко не продвинулся. У меня есть несколько зацепок — но нам необходимо докопаться до остального. Только если мы сможем с полной уверенностью сказать, что именно толкает его на убийства, мы решим эту головоломку.

— Но что может заставить человека совершать такое? — спросил Рузвельт, и в голосе его чувствовалось подлинное смятение. — В конце концов, у Санторелли даже не было при себе денег. Мы опросили его родственников, но они той ночью все были дома. Если только это не результат его ссоры с кем-то, кто…

— Я сильно сомневаюсь, что здесь замешаны какие-то личные дрязги, — ответил Ласло. — Очень может статься, что мальчик до той ночи никогда не встречался со своим убийцей.

— То есть вы утверждаете, что кто бы ни убил ребенка, он не был с ним даже знаком?

— Возможно. Для него не было важно, кого он убивает. Ему было важно, что олицетворяет собой его жертва.

— И? — спросил я.

— И это нам предстоит определить.

Рузвельт продолжил свой осторожный допрос:

— У вас есть какие-то улики, подтверждающие эту версию?

— Нет, если вы имеете в виду именно улики. Я основываюсь исключительно на опыте, полученном из многолетнего общения с подобными пациентами. И на дарованной мне интуиции.

— Но… — Как только настала очередь Рузвельта мерить шагами кабинет, Крайцлер расслабился, будто основная и самая трудная часть его работы выполнена. Теодор же настойчиво продолжал стучать себя кулаком в открытую ладонь. — Послушайте, Крайцлер, это правда, я, как и все мы здесь, вырос в достаточно приличном месте. Но с тех пор как я получил это назначение, мне пришлось весьма близко познакомиться с преступным миром, и перевидал я всякого. Я знаю, что порок и бесчеловечное отношение к себе подобным в Нью-Йорке намного превосходят положение дел в любом месте земного шара. Но даже здесь я не могу понять, что могло толкнуть человека на совершение такого неописуемого ужаса.

— Не ищите, — медленно сказал Крайцлер, стараясь выражаться предельно ясно и понятно, — причин в городе. Ни в недавних событиях, ни в обстоятельствах. Существо, которое вы ищете, явилось на свет очень давно. Возможно, корни его поведения следует искать во младенчестве, совершенно определенно — в детстве. И, возможно, детство его прошло совсем не здесь.

Теодор не нашелся с ответом, на его лице отразилась борьба чувств. Беседа сильно его обеспокоила. Впрочем, всякий раз вступая в дискуссию с Крайцлером, он впадал в сильное волнение. Хотя Рузвельт прекрасно знал, чем закончится этот разговор, и, как я начинал сейчас понимать, даже в некотором роде рассчитывал на это, еще когда просил меня привести к нему Ласло. И теперь с удовлетворением наблюдал, как то, что для любого из детективов в Управлении несомненно показалось бы неизведанным океаном, опытный Крайцлер разлагает на течения и курсы. Теории Ласло явно предлагали решение загадки, которую Теодор был склонен считать неразрешимой, и это позволяло надеяться, что правосудие, пускай и с опозданием, но все же способно восторжествовать. Даже в том случае, когда смерть человека (а теперь, похоже, и не одного) не заинтересовала в Управлении больше никого. Если бы это еще хоть как-то объяснило, что здесь делаю я…

— Джон, — внезапно сказал Теодор, даже не взглянув на меня. — Здесь были Келли и Эллисон.