Али Бабаев и сорок покойников - [61]

Занятый этими делами, Бабаев испытывал чувства верблюда, бредущего среди песков Сахары: путь бесконечен, солнце палит, груз давит на спину, и в обозримом будущем – ни еды, ни питья. Однако коллеги его утешали, заверяя, что все образуется: мол, спутник проще поделить, чем в космос запустить, а что до Гагарина, так у него имеются наследники пусть решают, кого поддержать, а кому отказать.

Вечер субботнего дня был у Али Саргоновича занят – собирался он отозваться на приглашение Мутантика и заглянуть в «Лепрозорий». Вдруг присоветует Папа Жо, как разрулить проблему с кабинетом! Вот одна причина, а другая заключалась в том, что инспекции злачных мест тоже входили в функцию Бабаева, ибо там кучковались партийные элиты, авторитеты теневого бизнеса, разбойный люд и всякая другая шушера. Незаменимый источник слухов и сплетен! Не говоря уж о знакомствах, полезных для депутата-новичка.

Но до вечера было еще далеко, так что Бабаев мог поработать, изучить присланные из Центра ориентировки и досье. Проглядев список имен и фамилий, он занялся соратниками по комитету, где тут же нашлись любопытные факты. Воистину бог спал, когда этих хадиджей избирали в Думу! Бог спал, а дьявол не дремал и здорово повеселился!

Возглавлявший комитет ЭХМА мог, пожалуй, считаться политиком. Вынырнув в конце девяностых из недр ЦК, он перебрался в Верховный Совет, поддержал заговор путчистов, но был амнистирован, и больше в разборки высокого уровня не ввязывался. Осаду Белого Дома пересидел на даче, затем прибился к коммунистам-ленинцам, ушел от них в «Наш дом – Россия», а после того, как «Дом» развалился, побывал у «персюков», у демократов и пенсионеров и даже в партии «Матерей России». Став на исходе времен правоверным «муромцем», ЭХМА имел репутацию ценного кадра, умевшего менять окраску, шкуру, убеждения – все, вплоть до метаболизма.

Таланты прочих членов комитета были разнообразны, но не имели отношения к политике и руководству государством. Кузьма Находкин, он же КВН, оказался певцом-звукоподражателем, способным спеть за Пугачеву, за Кобзона и даже целиком за всю «ВиаГру». Очевидно, этот редкий дар так восхитил избирателей, что КВНу открылась дорога к державному кормилу. Рождественский по кличке ФБР в прошлом был писателем; сценарий о буднях советской милиции, вершина его творчества, к счастью в производство не попал. Электорату однако помнилось, что писатель – инженер человеческих душ; на этом хромом Пегасе Рождественский и въехал в Думу. Семенов-ВВС прежде трудился в банном тресте, и значит, по мнению избирателей, был чист, как ангел. У Закирова имелась доходная профессия стоматолога; сам Придорогин, лидер ПАП, лечился у него, так что в думское кресло ОРЗ попал через «первый рот» аграриев. Судьба Терентьева-ДДТ была такой же прихотливой: бывший спортсмен-теннисист тренировал президента – правда, не нынешнего, а бывшего. Рука у президента оказалась легкая; одним касанием ракетки он переправил ДДТ с корта прямо к нацлибералам в Белый Дом.

Ознакомившись с этим зверинцем, Али Саргонович решил, что нужно подкрепиться. Сделав себе бутерброды и предложив Кабулу кость с аппетитным хрящиком, Бабаев принялся жевать, глядя на плывущие за окном облака. Тяжкие мысли одолевали его. Думалось Бабаеву, что от певцов, спортсменов и банщиков в управлении страной толка не больше, чем от кухарок – а уж кухарки вместе с доярками порезвились в СССР, науправляли так, что развалилась держава! Он полагал, что всякий труд почетен и нужен, но на своем месте; если же допустить к кормилу власти неподготовленных людей, то обернется это обманом – прячась за наивными кухарками, другие будут властвовать и править. Бесконтрольно, ничего не опасаясь, попирая законы с вельможной наглостью… Так было и так есть, думал Бабаев, вспоминая о владыках Ливии, Египта и Ирака. Там хотя бы не лицемерили, правили по законам деспотии и если рубили головы, не прикрывались мнением кухарок и доярок. С другой стороны, Россия – не Ливия и не Ирак… Пусть несчастная страна, зато великая!

– Великая страна, великие ошибки, – со вздохом произнес Бабаев.

– Ррр… – подтвердил Кабул.

– Человек должен быть там, где он есть, – продолжил мысль Али Саргонович. – Повар – на кухне, доярка – в коровнике, а при законе законник. А над всеми – президент! Али, азим, абулкарим! [55] Верно я говорю?

– Р-рау, – согласился Кабул.

– А вот меня взять – на своем ли я месте? – спросил Бабаев. Гусей я бил и с мишкой дрался без всякого обмана, так что выбрали меня по справедливости. Это с одной стороны, а с другой, разве не должен я делать то, чему обучен, что знаю лучше всех? Сидеть в Персии там или в Аравии и блюсти… как это по-русски?… наш геополитический интерес?

– Грр… – с сомнением заметил Кабул.

– То-то и оно! – кивнул Бабаев. – То-то и оно, уртак! Есть еще третья сторона, и зовут ее Ниной… А Нина заждалась! Уходит время ее и мое, мы уже не молоды, и нужны нам дом, семья и дети… Потому я здесь, а не в Аравии. Так?

Одобрительно рыкнув, Кабул продолжил глодать кость, а Али Саргонович снова отправился в кабинет и вызвал ориентировку на Момота. На экране появился широкоскулый молодец с узкими глазками, затем поплыли строки досье: