Али-баба и тридцать девять плюс один разбойников - [2]

– А что же стало с предыдущим?

– Он был слишком разговорчив, – довольно заперхал Мансур.

– Согласен с вами: болтливость – большой грех.

– Я думаю, ты пришел ко мне не обсуждать достоинства и недостатки моих слуг?

– Истинно так, – вновь склонил голову Черный Кади. – Но у меня плохие новости.

– Что случилось? – Мансур тут же весь подобрался, уставившись в непроницаемые глаза гостя.

– Последний караван, равно как и несколько предыдущих, не оправдали наших надежд…

– Я это заметил по… размеру оплаты, – нахмурил жидкие белесые брови Мансур, еще раз взвесил в руке кошель и засунул его под подушку. – Только вот никак не возьму в толк, в чем здесь проблема.

– Проблема, о великий Мансур, в том, что нельзя безостановочно забивать кур, несущих золотые яйца. Нужно давать возможность им плодиться.

– Я плохо понимаю иносказания, – вяло повел плечами тот. – Говори как есть.

Черный Кади задумчиво пожевал губами под повязкой.

– Караваны редеют. Все меньше торговцев хотят отправлять с ними свои товары, а те, кто рискует, отправляют всякую мелочь. Ведь ни один более или менее крупный караван с дорогими товарами еще не добрался до пункта своего назначения.

– Вай мэ! – возмущенно воскликнул Мансур, расплескав чай на свой дорогой халат и даже не заметив этого. – Неужели я должен беспокоиться об этих грязных торгашах, в своей непомерной жадности любыми способами утаивающих от меня налоги!

– Да, но непомерные налоги также заставят их изыскивать иные возможности сбывать свой товар или вовсе покончить с этим благородным занятием.

– Ну и пусть, – упрямо топнул ногой Мансур. – Появятся другие. Торговля всегда была и будет!

– Сомнительное замечание, – проворчал Черный Кади. – Кто будет торговать себе в убыток?

– Ты предлагаешь, чтобы их убытки покрывал я? – грозно сверкнул глазами Главный сборщик налогов. – Мне кажется, ты заговариваешься, Черный Кади! В конце концов мне не составит большого труда найти другого, более удачливого человека на твое место!

– Да поймите же, дело не во мне! – произнес Черный Кади, с трудом сдерживаясь, чтобы не высказать все, что он думает о методах своего покровителя. – Торговцы не хотят отправлять товары с караванами, и скоро нам просто некого будет грабить!

– Ты так думаешь? – Мансур недоверчиво покосился на своего гостя.

– Уверен, о светлейший! – Черный Кади неохотно склонил голову в очередной раз. – Уже сейчас караваны столь редки, что приходится ждать неделю, а то и две. А вспомните, как было в самом начале. Не проходило дня, чтобы по караванным тропам не прошли хотя бы два или три.

– О-хо-хо, – досадливо покачал головой Мансур. – Ладно, присядь. Мы обсудим твое предложение. Я надеюсь, оно у тебя есть?

– Есть, – кивнул Черный Кади, подбирая плащ и опускаясь напротив Мансура.

– Это хорошо. Ешь, пей и рассказывай, – милостиво предложил Мансур, указывая на остатки своего роскошного ужина.

Черный Кади, из принципа ни к чему не притронувшись, взял пустую пиалу и протянул ее слуге…

А в это время, вернее, одновременно с этим разговором, но через тысячу лет происходил еще один разговор. В старом заброшенном доме из почерневших бревен, покосившемся от времени и вросшим в землю, заседала воровская братия, обсуждавшая причины своих неудач последних двух недель. За кривоногим столом в масляных жирных пятнах, пожженном сигаретами и засыпанным пеплом и остатками еды, сидели трое матерых воров с суровыми пропитыми лицами, хмуро взирая на пустые рюмки. В их желтых, чуть дрожащих пальцах дымились сигареты. Под потолком плавало облако сизого дыма. На продавленном облезлом диване, стоявшем у окна, сидели еще двое, помоложе. Эти отрешенно бросали мелкие монетки, пытаясь попасть ими в банку из-под соленых огурцов. Третий – совсем молодой и красный от негодования – стоял по другую сторону стола. Пальцы его рук то сжимались в кулаки, то вновь разжимались.

– Не кипишись, Мах, – скрипучим сухим голосом порекомендовал ему один из сидевших за столом – жилистый бородач с красными поросячьими глазками и сильно оттопыренными ушами, за что носил прозвище Лопух.

– Да, Мах, дал ты маху, – хихикнул один из сидящих на диване и, прикрыв один глаз, метнул в банку очередную медяшку, но опять промазал.

– Я Макс, а не Мах! – молодой человек был уже на грани нервного срыва. Еще немного, и он готов был кинуться на сидящих за столом и расквасить эти ненавистные ему рожи.

– Да какой с тебя Макс, – отмахнулся от него другой сидящий за столом, взялся за початую бутылку водки и разлил ее содержимое по мутным рюмкам. – Макс – это максимум, а ты даже на минимум не тянешь. Косой прав: был ты Махом, им и подохнешь!

– Да я… – вскипел Макс, подступая к столу. – Да я вас…

– Остынь, сказали же, – Лопух ловко выхватил из-под пиджака нож и воткнул его в столешницу. Рюмки подпрыгнули. – Сявка ты еще. Слушай старших да мотай на ус, когда отрастет.

– Ха! – усмехнулся во весь рот Косой.

– Ты вот тут выступаешь, – продолжал Лопух, поднимая рюмку и разглядывая ее на просвет, – а вот кто завалил нам все дело? На корню испоганил, а?

– Так ведь… – Макс растерянно огляделся, будто ища поддержки.

– Вот именно! – Лопух опрокинул в рот рюмку, поморщился и занюхал рукавом. – Какого хрена, спрашивается, тебя понесло помогать переходить улицу этой старой перечнице, когда ты должен был стоять на шухере?