Алхимики - [5]

«Не мое это дело», — решила Сесса и, вернувшись в кухню, села с шитьем у очага.

Было слышно, как ветер гуляет по улице, хлопая неплотно прикрытыми ставнями и раскачивая скрипучие флюгеры. Стены дома негромко потрескивали, в темноте мыши затеяли привычную возню. В углу за плетеной ширмой храпела Грит.

Угли в очаге стали остывать. Сесса проворно накладывала стежок за стежком, торопясь закончить работу, но ее мысли были далеко. Внезапно ей почудилось, будто откуда-то потянуло холодом, и она подняла голову, вглядываясь в темноту. Кухонная дверь была приоткрыта и сейчас — девушка видела это очень хорошо — продолжала медленно открываться. Сердце служанки забилось сильнее. Ее охватило предчувствие чего-то неясного, тревожного и очень близкого. Чувство было таким сильным, что она не могла усидеть на месте. Поднялась — и в тот же миг дом замер, и все звуки в нем стихли…

Потом тишину наполнил шорох дождя.

Внезапно с улицы раздался громкий стук, и чей-то голос, заглушая раскатистую дробь капель по черепице, потребовал, чтобы ему открыли. От испуга Сесса воткнула иголку себе в палец.

Между тем незваный гость не унимался, к нему присоединился еще один, и оба наперебой требовали впустить их. Проснулась Грит и, помогая себе руками, наполовину высунулась из-за ширмы.

— Господи, спаси и помилуй! Что за шум? Неужто опять французы идут нас грабить? — спросила она. Девушка, дрожа, отвечала, что не знает.

— Боже, помоги нам! — перекрестилась старуха. — Нет, речь-то у них не французская. Но это наверняка грабители! Кто еще станет ломиться в дом в такой час?

Держась друг за друга, обе вышли из кухни, подняли головы и увидели госпожу Мину, стоявшую на верхней ступеньке. Но господин Хендрик не соизволил даже носа высунуть из комнат, и три перепуганные женщины не знали, как им быть.

Собравшись с духом, Сесса сказала:

— Я выйду через заднюю дверь и позову на помощь.

— Лучше дай мне кочергу — я выбью всенощную на головах этих разбойников! — сердито воскликнула старая служанка.

А госпожу Мину трясло от страха так, что ее зубы стучали друг о друга, и она не могла вымолвить не слова.

На улице перестали стучать, и мужской голос отчетливо произнес:

— Грит, я тебя узнал. Не бойся, это я, Андреас Хеверле. Открой дверь!

Старуха посмотрела на хозяйку, а Сесса — на них обеих. Госпожа Мина вдруг отмерла и сбежала вниз.

— Откуда здесь взяться моему племяннику? — прошептала она на ухо Грит. — Андреас в Лёвене. Что ему делать в Ланде?

Второй голос, звучный как боевая труба, сердито проревел:

— Во имя Господа и всех святых, поумирали, что ли, все в этом доме?! Откройте, наконец! Из меня вода сочится, как из губки!

Госпожа Мина опять задрожала, но Грит проковыляла к двери и отодвинула засов.

— Если это ты, Андрис, мой мальчик, проходи, и да благословит тебя Господь! — сказала она.

Сессе показалось, что в дом протискивается грозовое облако, ибо гость был высок и широк в плечах, а с его темной мантии ручьями стекала вода. Но следом вошел второй, прекрасный, как архангел Михаил, обнял Грит и оторвал ее от пола, и старуха, обхватив ладонями его мокрую голову, прижалась к ней сморщенными губами.

— И верно, мой Андрис, такой же хорошенький, как прежде, — ласково проворчала она. — Только раньше он был немного меньше ростом. Ведь я не видела его с тех пор, как старый господин Питер отправил мальчишку в университет. Сколько же лет прошло?

— Пять лет, — ответил Андреас, осторожно ставя ее на пол.

Тут он заметил госпожу Мину и отвесил ей низкий поклон.

— Тетушка…

— Андреас, — отозвалась она, по-прежнему глядя на него со страхом и недоверием.

— Простите меня, — повинился он с улыбкой, и женщина немного оттаяла.

— Добро пожаловать, племянник, хотя мы тебя и не ждали. Кто это с тобой? — спросила она у Андреаса, между тем как его приятель встряхивался, точно собака, орошая брызгами пол и стены.

Андреас взмахнул рукой с изяществом придворного:

— Это мой брат-богослов. Мы вместе учились в университете, а теперь идем, куда глаза глядят. Его зовут Ренье.

— Ренье де Брие, — представился гость.

— Француз? — сквозь зубы процедила Грит.

— Пикардиец. Так, по крайней мере, мне говорили.

— Что? — удивилась старуха. — Ты, что ли, нищий или бродяга, чтобы не знать, откуда сам родом?

— Не обижай моего друга, Грит! — смеясь, воскликнул Андреас. — Он — дворянин, не хуже меня.

— А в его гербе, небось, посох да нищенская сума.

Ренье задумчиво свел брови.

— Над воротами нашего фамильного поместья в Пикардии висел щит с изображением дуба. Впрочем, я никогда его не видел, ибо ворота и дом сровняли с землей еще до моего рождения, а сам я увидел свет Божий в замке Хеверле, который близ Лёвена и принадлежит ныне графу де Круа. Мать умерла, рожая меня, а вскоре отца зарезали в пьяной драке. Увы, некому было поведать о славных днях моего рода…

— Ну, хватит, — оборвал его Андреас. — Я промок до нитки, у меня зуб на зуб не попадает от холода. Скоро запоют петухи. Тетушка, если бы я хоть на часок мог прилечь у огня, да сменить рубашку, да выпить кружку-другую крепкого пива, да закусить ломтем соленой ветчины…

— Во время поста нужно думать не о ветчине, а о спасении души, — поджав губы, ответила госпожа Мина. — Ты, племянник, явился нежданно-негаданно и не один. Ради Бога, веди себя пристойно. Хендрик не любит шума и суеты, а от тебя с твоим другом этого уже более чем достаточно.