Альфред Нобель. Биография человека, который изменил мир - [14]
В утешение на последнем отрезке пути при въезде в Санкт-Петербург глазам путешественника открывалось роскошное зрелище: могучая река Нева, мраморные дворцы, позолоченные шпили, голубые купола – все это в обрамлении бесконечных гранитных набережных.
Барон Мунк, с которым Иммануил познакомился в Або, выслал ему навстречу офицера, говорящего по-шведски, и накануне сочельника Иммануил зарегистрировался в петербургской полиции.
Новая жизнь начиналась великолепно. Рождество 1838 года Иммануил Нобель отмечал вместе с Мунком и еще несколькими финляндскими офицерами благородного происхождения. Среди прочих он познакомился с родственником Хаартмана, который через жену имел доступ ко двору императрицы, и адъютантом Меншикова, генерал-губернатора Финляндии. Иммануила тронуло, как изысканное общество, собравшееся за ужином, старалось отвлечь его от мыслей о семье, «что, впрочем, не удалось, хотя и не могло быть замечено теми, кто знал меня поверхностно»>12.
Семье, оставшейся в Стокгольме, Рождество 1838 года выпало безрадостное. В начале осени 36-летняя Андриетта с четырьмя детьми переехала в дом в нескольких кварталах от прежнего и сняла комнату по адресу Хумлегордсгатан, 18. Там ей уже во второй раз довелось пережить страшную потерю. В начале октября умерла двухлетняя Генриетта. Вскоре последовали новые несчастья. В конце января 1838 года в возрасте 81 года умер дедушка детей – хирург, «бывший госпитальный врач» Евле Иммануил Нобель-старший>13. Поскольку личная переписка тех времен в архиве Нобелей не сохранилась, мы не знаем, что было известно Иммануилу Нобелю об этих потерях, потрясших семью.
Андриетта с мальчиками решила отказаться от комнаты на Хумлегордсгатан и поселилась в полудеревенском квартале Ладугордсландет (ныне Эстремальм) вместе со своей матерью Каролиной Альсель>14. Семья переживала тяжелые и голодные времена. Племянница Альфреда Нобеля Марта Нобель-Олейникова позднее напишет в своей семейной хронике, как трем братьям пришлось пойти на улицу торговать серными спичками. Не без душевного трепета она делится семейным преданием о том, какая драма разыгралась в семье, когда старший брат Роберт, посланный в лавку за провизией, потерял по дороге деньги>15. Похоже, дальше продажи спичек у братьев дело не пошло, в то время как в других районах Стокгольма их ровесники с раннего утра и до позднего вечера трудились на чадящих фабриках, хотя труд детей моложе девяти лет был запрещен законом.
В литературе, посвященной истории Нобелей, то и дело упоминается, что Андриетта открыла лавочку по продаже молока и овощей, чтобы как-то выжить. Однако это предположение остается на уровне догадок. Нельзя сказать, что это совсем невозможно, однако Андриетта Нобель, как и все шведские женщины – ее современницы, считалась недееспособной и не могла вести собственную коммерческую деятельность. Для этого требовалось специальное разрешение. Будучи замужней женщиной, она не могла последовать примеру своей ровесницы, незамужней писательницы Фредрики Бремер, – подать королю прошение о признании ее дееспособной. Бремер происходила из более знатной и весьма состоятельной семьи, что наверняка сыграло свою роль>16. Признанная писательница, будущая шведская икона феминизма, в те годы опубликовала два романа, принесшие ей успех: «Соседи» (1837) и «Родной дом» (1839). До международного признания оставался один шаг.
Фредрика Бремер с большим чувством писала о повседневной жизни, отношениях и правах женщин, но пока еще не поставила ребром женский вопрос>17. Зато другие шведские писатели уже вовсю готовили для этого почву. Примерно в это же время ректор Новой элементарной школы Карл Юнас Луве Альмквист решился наконец опубликовать свое произведение, бросавшее вызов традиционному браку и запрету на предпринимательство для женщин. В коротком романе «Все возможно» Альмквист показал дочь стеклодува Сару и сержанта Альберта, решивших жить вместе, не заключая брака. Альмквист описал своего рода гостевой брак, где оба участника считаются дееспособными и Сара может открыть магазин по продаже стекла. «Здесь нам предстоит встреча с Noli tangere[7] нашей эпохи», – писал в предисловии Альмквист. Жизнь доказала его правоту. Книга вызвала бурные дебаты, и Альмквист был отстранен от должности ректора>18.
Ничто не указывает на то, что мать Альфреда Нобеля воспринимала свой брак как «смирительную рубашку» (словами Альмквиста), – даже в те годы, когда супругов разделяли расстояния. В роду их отношения описывались как «на редкость счастливый союз»>19.
Андриетта Нобель пошла по иному пути. В годы, предшествовавшие закону о народных школах, существовал рынок малых домашних учебных заведений. Никаких лицензий не требовалось, посещали же их в основном девочки. В учебе больше внимания уделялось домоводству, танцам и вышиванию, нежели алгебре и немецкой грамматике. Злые языки говорили, что такие школы создаются женщинами, «не могущими обеспечить себя иным путем»>20.
Именно такую домашнюю школу и открыла Андриетта в доме своей матери. Если верить свидетельству ученицы 1840 года, к тому же в пересказе другого человека, с интеллектуальной нагрузкой в школе у Андриетты Нобель дела обстояли так себе. «По тому, что моя тетушка позднее рассказывала мне, я не понимаю, как кто-то мог приобрести в этой школе какие-либо знания. Зато рукоделию обучали весьма усердно».
