Алёшенька (детективная повесть) - [10]

В кабинете, кроме Гонюковича, сидел и его заместитель, Загоруйко. Виктор Фёдорович встал из-за стола.

— Садитесь, хулиганы.

Оба сели, Алёшенька хотел взобраться на стол, но понял, что при новом начальстве лучше на столах не сидеть. Что можно было позволить себе при Тарасе Тарасовиче, при Вие не поделаешь. Виктор Фёдорович взял со стола рапорт Мироненко и театральным жестом разорвал его на две части, сложил, порвал еще раз, потом еще, и еще. В какой-то момент Алёшенька подумал даже, что сейчас он подбросит обрывки в воздух, как в художественных фильмах, а потом взмахнет платком, как фокусник, и под платком ничего не окажется, и он повернется кругом себя и снова возьмет рапорт со стола, целый и невредимый. Эта мысль показалась ему настолько занятной, что он тихонько рассмеялся. Это совершенно сбило с толку Вия, который ожидал эффекта совсем другого, например, такой реакции, какую демонстрировал оперуполномоченный Мироненко: тот надулся и покраснел.

— Чего смешного?

— Вы, как фокусник, Виктор Фёдорович, — Алёшенька хотел сказать «как клоун», но потом сообразил, что Гонюкович, пожалуй, еще обидится на такое сравнение.

— В каком смысле?

— Ловко вы все это порвали. Как в цирке.

Вий, собиравшийся только что прочитать им целую лекцию, был сбит с толку и совершенно не знал, как реагировать на слова Алёшеньки.

— Пан подполковник, — начал Паша, — Курицын это специально сделал, у них с Инопланетяниновым неприязненные отношения. Ему нельзя находиться в подвале. Категорически.

Мироненко был уверен, что Вий сейчас разорется, но Гонюкович вел себя сегодня подозрительно миролюбиво.

— Перевод Алексея под руководство Курицына был вызван объективными причинами.

— Если он еще раз принесет сало — я его заколдую, — сказал вдруг Алёшенька.

Внезапно сторону Инопланетянинова занял майор Загоруйко:

— Виктор Фёдорович, может, ну его, от греха-то подальше? Если у нас ЧП случится, так они потом скажут — и месяца, ведь, не проработал.

Гонюкович косо посмотрел на зама: «Дескать, и ты — туда же?» Но опять ничего не сказал. Вообще, и Алёшенька и Паша были уверены, что получат сейчас страшный нагоняй от Вия, что он объявит взыскание, или что-то в этом роде, что будет кричать, топать ногами, читать монотонные свои нотации, но ничего подобного не происходило.

Вий подошел к своим розам на подоконнике, и надолго задумался, хоть он и недолюбливал Алёшеньку, а неприятности в первые дни работы, ему и вправду, кажется, были не нужны.

— Короче, вот тебе — новое дело, — молвил он, развернувшись, — Владимиру Владимировичу пока больше не подчиняешься.

Паша и Алёшенька оба глубоко выдохнули. Загоруйко подмигнул им, так, чтобы начальство не видело. Вий взял со стола тоненькую пока папку с надписью «Дело» и передал её старшему оперуполномоченному: — Второй месяц с мертвой точки сдвинуть не могут. Очень на тебя надеюсь, Алексей.

У Мироненко звякнул телефон: — Разрешите идти?

— Оба свободны.

Выходя с Алёшенькой из кабинета, Паша глянул в телефон: «Привет. Чего хотел? Ответить пока не могу».

— Серёга проявился.

— Напиши ему. А ты вообще заметил, как он странно сегодня себя вел?

— Ага.

— Неспроста это, Паша.

Мироненко застрочил в телефон. Пока шли к себе, он вел переписку с осведомителем из военной прокуратуры. Едва отворили двери в кабинет, Павел встал, как вкопанный, так, что Алёшенька даже врезался в него:

— Ну?

— Опа! Фонило и в доме тоже. Правда, несильно, в комнате. Где молодожены жили. Под шифоньером лежал осколок статуэтки. Скульптура кота.

— Вот так поворот!

Алёшенька сидел в квартире у Гали, и ел самый вкусный в Одессе борщ. Сидели не на кухне, а в комнате, и Галя накрыла стол кружевной скатертью и расставила самые лучшие в доме приборы. В огромной белой супнице, которую хозяйка вынимала, наверное, один раз в сто лет, плавала поварешка. Алёшенька, обыкновенно евший в три раза меньше всяких прочих людей, дважды уже просил добавки.

— Я не знаю, как в меня теперь вареники влезут?

— Кушай, кушай, отъедайся.

Себе Галя налила в рюмочку перцовки, вино, которое принес Алёшенька, с борщом пить было некомильфо. Гостю налили двухпроцентного молока, что равнялось по его алкогольной классификации, примерно, портвейну.

— Ну, что там у тебя с радиацией этой?

— А ничего. Дело забрали.

— Да ты что? — всплеснула она руками.

— Угу, военная прокуратура. Он курсант оказался.

— Вот так дела!

— Да они не раскроют, — махнул рукой Алёшенька.

Он отставил тарелку, вздохнул так, словно опять первым преодолел полосу препятствий на всеукраинской спартакиаде сотрудников внутренних дел, куда его больше не заявляли после очередной победы и разразившегося из-за того скандала:

— Вкусно-то как, Галя!

— На здоровье, Алёшенька. Давай, теперь я тебе вареников положу?

— Погоди, дай, я передохну.

— Пойду-ка я на балкон, покурю.

— Я с тобой, чур.

— Но ты же табачный запах на дух не переносишь?

— С тобой — я его совсем не чувствую, — проговорил Алёшенька и сладко улыбнулся.

— А тебя твоя не хватится?

— Кто? Диана? Нет.

— Как у тебя с ней?

— Да так, ругается все время.

— Из-за работы?

— Знаешь, Галя, да я сам не знаю, чего я в полицию пошел? Я людям люблю помогать, понимаешь? Я бы даже забесплатно работал, если бы у меня деньги были.