Алёшенька (детективная повесть) - [9]
— Бля буду, докажу, — все магазины в округе опрошу.
— Брось!
— А, вот, нет. На принцип пойду. Больше он туда не пойдет, будет здесь в кабинете работать.
Спустя полчаса Алёшенька пришел в себя. Пришлось отпаивать старшего оперуполномоченного молоком. От того он был уже слегка подшофе. Сказать, что с ним приключилось, он не мог: ничего не помнил. Паша ни во что его пока не посвятил, решил, что завтра расскажет.
— Ну, давайте, что ли…
Все трое чокнулись с Алёшенькой молоком.
— Ты особо-то не налегай.
Галя вдруг и говорит:
— А знаешь что, друг любезный? А приходи-ка ты ко мне завтра на вареники с вишней.
— Правда?
— Правда, ты же мне вроде теперь, как брат нареченный: жизнь спас. Так что, с меня — борщ и вареники.
— Хорошо, — молвил Алёшенька, и глупо улыбнулся.
В кабинет заглянул Костик.
— Ну, чего, везем пострадавшего?
Было уже полседьмого вечера. Алёшеньку, хоть он и сопротивлялся, стали собирать, чтобы везти домой на машине. Отпускать его в таком состоянии никто не хотел.
— Минуточку, — Алёшенька подошел к трехлитровой банке, где плавал карась, встал так, чтобы никто не видел, чего он делает, сунул внутрь ладошку, ловко ухватил рыбку всеми четырьмя пальцами за хвост, вынул и положил себе в рот, — пардон.
Паша вздохнул:
— Все никак не привыкну, — и принялся писать рапорт на имя подполковника Гонюковича В. Ф. о нарушении старшим лейтенантом Владимиром Владимировичем Курицыным инструкции И-193 от 24 января о недопустимости хранения и употреблении сала в помещениях уголовного розыска города Одессы.
6
— Давай. Только поподробнее, — сказал Алёшенька после того, как выпустил карася в аквариум.
После вчерашнего он чувствовал себя слегка не в своей тарелке. Употреблять сало ему нельзя было ни в коем случае, оно действовало на организм Алёшеньки весьма странным образом — как сильнодействующий наркотик. На сей счет в Одесском угрозыске имелась подробная инструкция, которая категорически запрещала хранение и употребление в стенах управления сего продукта. Движения Алёшеньки были несколько неестественными, пальцы рук и веки дрожали. Он никак не находил в кабинете места, где бы мог чувствовать себя комфортно, то снимал шапку, то вновь надевал на гладкую свою голову. Сел на стол, помахал ногой и слез. Перебрался на свой стул, но и там долго не смог просидеть. Прислонился к стене, отлип от нее и стал ходить кругами по кабинету. На лбу его выступала испарина, и он ежеминутно отирал пот со лба желтым клетчатым платком.
— Вроде, мотив есть. Он — начальник училища. Единственная дочка влюбилась в курсанта — голь перекатную, сельскую. И не просто влюбилась, а выскочила замуж. Тут любой на его месте рассвирепеет.
— Нет, — сказал Алёшенька, — это тупик.
— Почему?
— Ничего не сходится. Зачем в этом деле изотоп? Вот если бы они были связаны через эту радиоактивную штуковину — тогда бы были зацепки. Например, генерал-майор велел ему устранить кого-нибудь, а курсант отказался. И заодно начал шантажировать. Может, он потому и женился, что Гёдзь у него на крючке был, и никак на этот неравный брак не рыпался.
— Точно!
— А это — ни туда, ни сюда. Орудие убийства нашли?
— Нет. Избавился, наверное.
— Как сокурсники Петра характеризуют?
— Прожженный карьерист. При обыске нашли у него дневник, куда он мысли всякие писал. Ужасные записки: он себе целый план выстроил на тридцать лет. Перво-наперво жениться на дочери начальника, потом — родить двоих мальчиков, а когда вырастут — жену бросить и уехать в Америку. И жить в свое удовольствие в Майами.
— Занятно. Жене, надеюсь, не говорили?
— Вдове теперь уже. Нет, конечно. О мертвых либо хорошо…
— De mortuis aut bene, aut nihil. Маша хорошая девушка, добрая.
— А ты чего, по-латински умеешь?
— Нет, я совершенно латинского не знаю. Но, видишь, как сала поем, так у меня экстрасенсорные способности проявляются. Могу на другом языке даже говорить. Слушай, Паша, а в доме что-нибудь фонило?
— Не в курсе. Позвонить Сереге?
— А, давай, позвони. Заодно, спроси на денек дневник, я его почитать хочу, может, там какие зацепки будут?
Паша набрал приятеля из военной прокуратуры, но тот не отвечал.
Зазвонил внутренний телефон.
— Вий вызывает. Обоих.
— Пойдем.
— А ты не думала от него забеременеть?
— Что я, дура, что ли? — воскликнула Артуру Диана, — еще какое чудовище родится! Боже упаси!
Они сидели в его мерседесе, и пили купленные в старбаксе на Дерибасовской кофеи.
— А тебе и заботы не будет, его сразу на опыты заберут.
— Да зачем мне?
— Но я думаю, что никто не родится. Это — как если человека с обезьяной скрестить.
— Ну, спасибо.
— Но если бы что-то получилось — это было бы шедеврально! Роды — самые лучшие, в Швейцарии, под наблюдением специалистов. Представь только: ты — первая в мире мать нового биологического существа. И не человека и не инопланетянина.
— А вдруг он меня изнутри покусает, и я умру? Нет, спасибо.
— Не мышонок, не лягушка, а неведома зверушка. А за миллион долларов согласилась бы?
— За миллион — нет. За два — подумала бы, может быть.
Артур допил своё капучино и вынул из портфеля маленький несессер.
— Вот, тебе пробирки. Смотри, пробки плотно притерты, ничего не выльется. Тут для слюны, для мочи, для спермы, шесть штук, на всякий случай. Сперма интересует больше всего.
Россия, начало 2000-х. Расследования популярного московского журналиста Николая Селиванова вызвали гнев в Кремле, и главный редактор отправляет его, «пока не уляжется пыль», в глухую провинцию — написать о городе под названием Красноленинск, загибающемся после сворачивании работ на градообразующем предприятии, которое все называют просто «комбинат». Николай отправляется в путь без всякого энтузиазма, полагая, что это будет скучнейшая командировка в его жизни. Он еще не знает, какой ужас его ожидает… Этот роман — все, что вы хотели знать о России, но боялись услышать.
Триптих знаменитого сербского писателя Милорада Павича (1929–2009) – это перекрестки встреч Мужчины и Женщины, научившихся за века сочинять престранные любовные послания. Их они умеют передавать разными способами, так что порой циркуль скажет больше, чем текст признания. Ведь как бы ни искривлялось Время и как бы ни сопротивлялось Пространство, Любовь умеет их одолевать.
Книга о жизни, о соединенности и разобщенности: просто о жизни. Москву и Таллинн соединяет только один поезд. Женственность Москвы неоспорима, но Таллинн – это импозантный иностранец. Герои и персонажи живут в существовании и ощущении образа этого некоего реального и странного поезда, где смешиваются судьбы, казалось бы, случайных попутчиков или тех, кто кажется знакомым или родным, но стрелки сходятся или разъединяются, и никогда не знаешь заранее, что произойдет на следующем полустанке, кто окажется рядом с тобой на соседней полке, кто разделит твои желания и принципы, разбередит душу или наступит в нее не совсем чистыми ногами.
На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.
Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.