Алеш и его друзья - [38]

— Что мы с ним сделаем? — спросил Ченда.

— Свергнем! — предложил я. — Ему больше не быть вожаком, нам вожак вообще не нужен.

— Правильно, — сказал Мирек, — выгоним его и пусть он перед нами извинится.

В таком боевом настроении мы нетерпеливо ожидали прихода Алеша.

Он и вправду пришел пораньше, часа в четыре, и под мышкой у него была коробка с тортом. Алеш крался к клубу как вор, а мы, спрятавшись за дверью, наблюдали. Обнаружив, что дверь отперта, он осторожно заглянул вовнутрь. И в этот момент Ченда схватил его за ноги, а Мирек — за руки.

От неожиданности Алеш выронил коробку с тортом, он до того испугался, что без малейшего сопротивления позволил себя связать. Что я и сделал.

— Так, а теперь начнем суд, — потребовал Мирек.

Мы уселись на скамейки, а бледный и связанный Алеш лежал на земле.

— Слушай внимательно, предатель!

И Мирек начал объяснять: важно не то, что Алеш слопал торт, а то, что торт был приготовлен для чествования клуба, и это уже не пустяк, и вообще нам осточертело его командование.

Мирек передал слово Ченде, и Ченда презрительно кинул к ногам Алеша коробку с принесенным тортом: эту замену Алеш может тоже сожрать, нам и на торт, и на Алеша начхать.

Ченда с Миреком повернулись ко мне, и я вынес Алешу приговор:

— Мы лишаем тебя звания предводителя и исключаем из нашей компании! Всё.

Я читал, что в былые времена король, лишая рыцаря его звания, приказывал преломить меч, и тут мне пришла идея, которую я и высказал — нам следует разломать Алешеву скамейку.

Ченда с Миреком так и поступили, а я развязал Алеша.

Мирек сунул ему в руки коробку:

— А теперь катись домой, к бабушке.

— Ребята, ну пожалуйста, — побледнел Алеш, — я уже много раз… мне неважно, что я больше не предводитель, все равно мне это неинтересно, да и не получалось у меня, и вы надо мной смеялись… Я знаю, что я толстый, но… не исключайте меня из компании.

— Дуй отсюда! — потребовал Ченда и распахнул дверь настежь.

— Что заслужил, то и получил. Только сначала верни нам ключ!

Мы думали, Алеш расплачется, у него задрожал подбородок, но он только грустно посмотрел на нас, положил ключ на стол, подобрал свою разбитую скамейку и коробку и пошел.

Мы из окна смотрели ему вслед, как он плетется, время от времени оглядываясь. Когда Алеш исчез из поля зрения, я неуверенно сказал:

— Ребята, мне его жалко.

Ченда опустил глаза, а Мирек взорвался:

— А чего он так вел себя?!

— Он же не виноват, — Ченда продолжал смотреть в землю, — что толстый и что его воспитывает бабушка.

— Ну да, — запротестовал Мирек, но Ченда взмахом руки заставил его умолкнуть:

— А если б у тебя не было ни отца, ни матери?! Зря мы исключили Алеша.

Теперь Ченда смотрел прямо в глаза Миреку.

— Ага, значит, я во всем виноват, — разозлился Мирек. — Разве мы не договорились? Ну скажи, Боржик.

— Не знаю, — ответил я тихо, потому что мне тоже было жаль Алеша. — Если б он извинился, я бы принял его обратно. Хватит и того, что он теперь, в наказание, не предводитель.

— Хорошо, — проворчал Мирек. — Если он завтра в школе перед нами извинится, все снова будет в порядке, так?

— Да, — с облегчением вздохнул Ченда. — А вам не кажется, ребята, что втроем нам в клубе будет скучно? Мы ведь так давно дружим, и нам всегда было здорово вместе.

Мы, как по команде, посмотрели туда, где прежде стояла скамейка Алеша.

Да, без Алеша наша компания совсем не то. Сколько приключений, и каких, пережили мы вчетвером и всегда помогали друг другу бороться против несправедливости взрослых, даже если Алеш находился несколько в ином положении — потому как он живет только с бабушкой.

А сколько раз Алеш помогал мне! Ему-то бабушка все прощает, не то что мои родители. Они мне сроду ничего не прощают, наоборот, любят делать из мухи слона.

Вот, например, в истории с этим варом, когда Алеш меня спас, а было это в двенадцатом часу, и отец готов был вот-вот начать воспитательную лекцию. Тут, на счастье, в дверь позвонил Алеш.

Дело было так. Всякий нормальный человек полагает, что соблюдать правила гигиены вообще-то необходимо, но особенно радоваться этому не стоит, потому что времени на гигиену уходит немало. Каждое вечернее мытье отнимает время, которое с гораздо большей пользой можно потратить на хорошую книгу, спрятанную вместе с фонариком под подушкой, или на размышления по поводу планов на завтра.

Иностранное слово «гигиена» означает, что я должен каждый день мыться. Мама вечно проверяет меня, когда я выхожу из ванной и пытаюсь незаметно проскользнуть мимо нее: «Покажи уши, Боржик! И шею!»

Я показываю уши и шею, и, если удачно наклонюсь, все проходит благополучно, и мама проворчит: «Ну, пошевеливайся, спать!»

Но в большинстве случаев счастье не на моей стороне: даже если мне повезет и уши и шея окажутся чистыми, мама безжалостно требует: «Ногти! На ногах и на руках!»

И так далее, пока наконец не поймает меня в сети своих гигиенических взглядов, потому что на человеческом теле множество разных мест, тело большое, да еще изо дня в день продолжает расти, так что на нем всегда можно найти грязные пятна. Если захотеть. А мама обычно хочет.

«Бедржих! — зовет она отца. — Это невозможно, пойди посмотри, это называется ребенок мылся в ванне!»