Алексиада - [9]
Интересно, что Анна, восхищающаяся искусством и боевым духом союзников, нередко жалуется на необученность и небоеспособность ромейских воинов (V, 1, стр. 157 и др.). Стратиотское ополчение, сила которого была подорвана при предыдущих императорах, в период правления первого Комнина уже не играет большой роли. Император Алексей главное внимание уделял формированию специальных отрядов лично преданных ему и обученных им молодых воинов типа «архонтопулов» (VII, 7, стр. 216). По своему характеру эти отряды — типичные феодальные дружины.
Из многочисленных описаний походов и сражений можно вывести суждение и о тактике времени Алексея. Император редко вступал в открытые сражения, предпочитая обходные маневры, завлечение в засаду и т. п. В борьбе с тяжеловооруженными западными рыцарями чаще всего использовались лучники, старавшиеся издали поразить коней противника, а для сражения с легковооруженной печенежской и сельджукской конницей — закованные в латы «катафракты». В больших битвах Алексей, как правило, применяет комбинированные маневры с использованием как тяжеловооруженных воинов, так и подвижных лучников.
Для истории военного искусства интерес представляют также рассказ о новом способе построения войска, изобретенном императором (XV, 3, стр. 406), и многочисленные описания штурмов городов, устройства осадных машин и т. п.
Некоторые данные, думается, можно извлечь из «Алексиады» и для решения вопроса о степени развития феодальных отношений времени первых Комниных. В «Алексиаде» мы находим установившуюся терминологию для выражения феодальных связей: «человек» (άνθρωπος), «вассал» (λίζιος), «подвластный» (υποχείριος) и др. Правда, эти термины встречаются {26} у Анны главным образом при характеристике отношений Алексея I с западными рыцарями (см., например, Девольский договор Алексея с Боэмундом — XIII, 12, стр. 364 и сл.), однако свободное употребление писательницей подобной терминологии свидетельствует о распространении этих понятий и в Византии.
В этой связи интересно также употребление Анной таких терминов, как θεράπων и πατρωος θεράπων, обозначающих нечто большее, чем просто «слуга» (οικείος) и др.
В «Алексиаде» содержатся и некоторые данные о местонахождении владений знатных семейств — Дук (II, 6, стр. 103; IX, 5, стр. 254), императрицы Марии (IX, 5, стр. 254), Вурцев (XV, 4, стр. 407).
Большого внимания заслуживает сообщение Анны об элементах самоуправления в провинциальных городах империи. Так, Алексей, отзывая дуку Диррахия Иоанна и назначая на его место другого, считает своим долгом известить об этом «отборных граждан» города (VIII, 7, стр. 240). Еще до восшествия на престол Алексею приходится убеждать горожан Амасии снабдить его деньгами (см. прим. 48) и т. д.
Сочинение Анны дает нам и сведения о функционировании титулов в эпоху Алексея — период ломки старой системы титулатуры. Большинство этих данных учтено в многочисленных работах французского исследователя Р. Гийана и отмечено в нашем комментарии.
Указанные проблемы внутренней истории Византии — не единственные, решению которых может помочь «Алексиада». В труде Анны содержатся данные об образовании (особенно интересен рассказ о грамматической школе при приюте св. Павла — XV, 7, стр. 486 и сл.), ухудшении византийской монеты (см. прим. 382), строительстве и состоянии городов (например, Филиппополя, см. прим. 1463) во время царствования Алексея и т. д.
Насколько заслуживает доверия этот богатейший материал, собранный в «Алексиаде»? Сама Анна, впрочем как и большинство византийских историографов, неоднократно заверяет читателей в своей приверженности к истине (см., например, Введ., 2, стр. 54 и др.). Стремление к точности действительно свойственно писательнице. Об этом свидетельствует хотя бы сравнение с первоисточником тех мест «Алексиады», которые представляют переложение «Истории» ее мужа. Анна не замалчивает сколько-нибудь значительных событий, хотя и допускает мелкие ошибки в их передаче (см. прим. 76).
Иногда Анна прямо заявляет, что не ручается за достовер-{27}ность того или другого факта. Писательница признается, например, что не знает, была ли женщина, оборонявшая от ромеев Бриндизи, матерью Танкреда или нет (XII, 8, стр. 336), не уверена она и в происхождении названия города Элисса (XII, 9, стр. 339) и т. д. Порой Анна приводит две версии описываемого ею события и колеблется, какую из них признать правильной (например, в рассказе о ставленнике Роберта самозванце Ректоре — Ал., I, 12, стр. 79 и сл.).
О стремлении историографа к точности лучше всего свидетельствуют весьма часто встречающиеся в «Алексиаде» лакуны там, где следовало бы ожидать дату, имя или название места (XII, 5, стр. 330; XIII, 1, стр. 343; XIV, 5, стр. 387 и др.). Видимо, писательница хотела выяснить тот или иной вопрос и в будущем заполнить пропуск, но забыла или не успела этого сделать.
Но в какой степени надежны источники ее информации? Анна — очевидец большинства описанных ею событий. Можно предполагать, что уже с начала 90-х годов XI в. многие эпизоды восстанавливаются историографом по памяти. Надо учесть, что Анна не простая современница событий. Она — императорская дочь, на ее глазах «делается история». Анна находится в родственных связях или во всяком случае знакома со всеми сколько-нибудь заметными деятелями своей эпохи. В «Алексиаде» она неоднократно ссылается на сведения, полученные от ее царственных родителей (VI, 8, стр. 188; VII, 3, стр. 212 и др.), от Марии — матери ее первого жениха (ΙIΙ, 1, стр. 117), от дяди Георгия Палеолога (XIV, 7, стр. 392), от перешедшего на сторону Алексея норманнского рыцаря Петра Алифы (IV, 6, стр. 152) и т. д. С ней, безусловно, делился своими богатыми воспоминаниями Никифор Вриенний — участник многих событий того времени. По вероятному предположению Ф. Шаландона
Книга известного историка Н.А. Корнатовского «Борьба за Красный Петроград» увидела свет в 1929 году. А потом ушла «в тень», потому что не вписалась в новые мифы, сложенные о Гражданской войне.Ответ на вопрос «почему белые не взяли Петроград» отнюдь не так прост. Был героизм, было самопожертвование. Но были и массовое дезертирство, и целые полки у белых, сформированные из пленных красноармейцев.Петроградский Совет выпустил в октябре 1919 года воззвание, начинавшееся словами «Опомнитесь! Перед кем вы отступаете?».А еще было постоянно и методичное предательство «союзников» по Антанте, желавших похоронить Белое движение.Борьба за Красный Петроград – это не только казаки Краснова (коих было всего 8 сотен!), это не только «кронштадтский лед».
В новой книге писателя Андрея Чернова представлены литературные и краеведческие очерки, посвящённые культуре и истории Донбасса. Культурное пространство Донбасса автор рассматривает сквозь судьбы конкретных людей, живших и созидавших на донбасской земле, отстоявших её свободу в войнах, завещавших своим потомкам свободолюбие, творчество, честь, правдолюбие — сущность «донбасского кода». Книга рассчитана на широкий круг читателей.
«От Андалусии до Нью-Йорка» — вторая книга из серии «Сказки доктора Левита», рассказывает об удивительной исторической судьбе сефардских евреев — евреев Испании. Книга охватывает обширный исторический материал, написана живым «разговорным» языком и читается легко. Так как судьба евреев, как правило, странным образом переплеталась с самыми разными событиями средневековой истории — Реконкистой, инквизицией, великими географическими открытиями, разгромом «Великой Армады», освоением Нового Света и т. д. — книга несомненно увлечет всех, кому интересна история Средневековья.
Нет нужды говорить, что такое мафия, — ее знают все. Но в то же время никто не знает в точности, в чем именно дело. Этот парадокс увлекает и раздражает. По-видимому, невозможно определить, осознать и проанализировать ее вполне удовлетворительно и окончательно. Между тем еще ни одно тайное общество не вызывало такого любопытства к таких страстей и не заставляло столько говорить о себе.
Монография представляет собой исследование доисламского исторического предания о химйаритском царе Ас‘аде ал-Камиле, связанного с Южной Аравией. Использованная в исследовании методика позволяет оценить предание как ценный источник по истории доисламского Йемена, она важна и для реконструкции раннего этапа арабской историографии.
Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А.
В увлекательной форме автор «Записок янычара» Константин Михайлович из Островицы, серб по происхождению, повествует о своих приключениях в турецком плену, о быте, жизни, обычаях турецкого населения, о борьбе славянских народов против завоевателей. Интересно даны жизнеописание автора, его рассказы о головокружительной карьере в рядах турецкой армии.Книга — не только источник по средневековой истории, но и прекрасное литературное произведение.