Алексей Кулаковский - [17]

Манган — совершенно белая;

Yym кэрэ — белая с желтоватым отливом;

Саhыл кэрэ — масти лисы;

Сырдык сур — светло-мышиный;

Сур — мышиный;

Хара сур — темно-мышиный;

Светло-серый,

Серый,

Темно-серый,

Темно-серый в яблоках,

Рыжий,

Игрений со светлой гривой,

Игрений с гривой,

Соловый,

Светло-рыжий,

Буланый,

Кирпично-буланый,

Темно-буланый,

Серо-буланый,

Чалый,

Сиэр — саврасый;

Чумэчи кугас — масти парафина;

Солонгдо кугас — масти колонка и т. д….

Многие из этих описаний, которые Д. Д. Савинов справедливо назвал «достоянием республики», были выработаны Кулаковским еще в бытность его помощником письмоводителя в Чурапче.

4

В принципе, если бы Алексей Елисеевич, как теперь говорят, не попал на деньги, угодив в кабалу к своему тестю, заработки позволяли бы ему вести вполне безбедную жизнь.

Вот несколько записей о его доходах.

19 июня 1898 года. Помощнику письмоводителя А. Е. Кулаковскому выделено добавочное жалованье в размере двух рублей по I Хаяхсытскому наслегу Ботурусского улуса за первую половину 1898 года.

10 июля 1898 года. Запись № 4052 в исходящем реестре БИУ по I Игидейскому родовому управлению о выдаче помощнику письмоводителя Алексею Кулаковскому 84 рублей 44 копеек.

Запись № 4053 по II Игидейскому родовому управлению о выдаче Алексею Кулаковскому шести рублей пяти копеек.

21 января 1899 года А. Е. Кулаковский получил полный расчет за 1898 год, в чем и подписался в квитанции. Дополнительно к уже полученным 92 рублям 49 копейкам он получил за работу 41 рубль четыре с половиной копейки от Жулейского родового управления, 80 рублей от Телейского, 25 рублей от старосты Николая Макарова.

Всего в 1898 году Кулаковскому было выдано 238 рублей 53 с половиной копейки. Для сравнения, наемный рабочий за год — от Покрова до Покрова! — получал в улусе от 30 до 40 рублей, женщины — от пяти до восьми рублей жалованья.

В 1899 году доходы Кулаковского возросли еще сильнее. Они составили 279 рублей 55 копеек.

И вот от этой вполне обеспеченной жизни Алексей Елисеевич вынужден был лезть «за пазуху» к тестю. В начале 1900 года Егор Васильевич Оросин вынудил его перейти с должности улусного на должность наслежного писаря.

Чтобы понять, что это значило для самого Кулаковского, можно вспомнить приговор общего собрания инородцев Боту-русского улуса, состоявшегося в 1900 году, в котором отмечалось, что ввиду ничтожного жалованья, выдаваемого к тому же не деньгами, а в виде мяса, масла, сена, «в наслежные писари поступают люди малограмотные и бедные, не находящие других занятий»[39].

«Таким образом, — говорит Л. Р. Кулаковская, — А. Е. Кулаковский — единственный во всем Ботурусском улусе выпускник реального училища, выходец из среднеобеспеченной семьи, зять богатого рода, попадает в категорию людей, «не находящих других занятий». Надо полагать, что образованному, интеллектуально развитому, знающему свои возможности молодому человеку 22–23 лет нелегко было осознавать такую уничижительную оценку своего занятия старейшинами улуса».

Некоторые исследователи отрицают, что Егор Васильевич Оросин мог быть прототипом героя стихотворения Кулаковского «Скупой богач». Они доказывают, будто богач, который в стихотворении Кулаковского заставляет семью питаться протухшей рыбой, сосновой заболонью и мясом дохлятины, совершенно не похож на просвещенного Е. В. Оросина.

Это, безусловно, верно, но верно и то, что гиперболизированный, практически лишенный реальных узнаваемых черт герой стихотворения[40] воплощает не столько черты самого Е. В. Оросина, сколько субъективное отношение к нему А. Е. Кулаковского. Последнему трудно было смириться с тем, что тесть требует с него так много денег, тем более что никакой нужды в этом у Оросина не было, капитал у него был не малым.

После смерти тестя Кулаковский сообщит Э. К. Пекарскому: «Егор Оросин умер, а его деньги не найдены, зарыто было более 60 000 р.»[41]. 60 тысяч рублей — это огромное по якутским меркам состояние, и вместо того, чтобы приумножаться и служить и семье, и всему якутскому народу, оно — это не могло не возмущать Кулаковского, который пожертвовал своей молодостью, чтобы на 800 рублей пополнить это состояние! — так и осталось зарытым в земле…

Ну а когда мы вспомним, что делал Е. В. Оросин с закрепощенным им зятем, то окажется, что это вполне может быть соотнесено с тем, что творит со своей семьей герой стихотворения.

Что чувствовал, что ощущал сам Алексей Елисеевич, оказавшись «за пазухой» у тестя, рассказано в его дневниковых записях, датированных началом 1901 года: «Во время покупки вин (для свадьбы[42]) в ренсковом погребе застали меня двое из любимейших мною учителей А. В. Кириллов и А. Г Ушаков. Я показался в самом жалком невзрачном виде. В самом деле: раньше они знали меня как юношу, воспитанного средним учебным заведением, имеющего много хороших способностей и качеств; теперь же я выглядел типичнейшим якутом, как по костюму, так и по манерам; наружность моя изменилась к худшему: стан согнулся, походка стала вялой, харя обросла баками и бородой и страшно загорела от постоянных разъездов; выражение лица, раньше открытое и довольно симпатичное, теперь было тупое и пасмурное. Раньше я готовился к жизненному пути с надеждой и идеями, надеялся на свои силы. А теперь идеальные цели уступили место грубым и мрачным требованиям жизни, чары которой безвозвратно запутали меня, измяли, изуродовали и втянули в свою обычную колею, как и биллионы других несчастных. Все эти нравственные и психические изменения несомненно отразились и на моей физиономии…». Месяцы, когда тесть засовывал зятя за пазуху, вынуждая его перейти с должности улусного на должность наслежного писаря, ознаменованы еще одним печальным событием: 7 марта 1900 года, будто бы отравившись сосновой заболонью и мясом дохлятины, умерла от «катара желудка» единственная его сестра — Матрена Елисеевна Кулаковская-Охотина.