Александрия-2 - [16]

Лестница была крутая, и мужчинам на спуске приходилось поддерживать дам. Один молодой человек помог своей спутнице, а, увидев за ней спускающегося старика в черном плаще и шляпе, хотел поддержать и его, чтобы тот не поскользнулся на мокрых ступеньках. Но дед оказался гордым и отодвинул протянутую руку.

Пожилой поляк уже почти прошел мимо стоящего у обочины старца. Но неожиданно вернулся и спросил Федора Кузьмича:

– Вы кто? Прежде я вас никогда здесь не видел.

– Бродяга, не помнящий родства. Федором Кузьмичом меня кличут.

– Мне кажется, что я вас встречал прежде. И голос мне ваш очень хорошо знаком. Вам не доводилось бывать в Польше: в Кракове или в Варшаве?

– Не помню. Может, и бывал. Я давно живу. Много странствовал.

А поляк все пристальней всматривался в его лицо, силясь вспомнить, где он мог видеть этого человека. И вдруг его лицо расплылось в улыбке.

– Я вспомнил! – радостно воскликнул человек в черной шляпе. – Вы напомнили мне великого князя Константина Павловича! Вы так же говорите, как он. Так же держитесь. И этот взгляд! Его ни с каким другим не спутаешь. Меня зовут Владислав Синецкий, – представился он наконец. – Я служил адъютантом у великого князя, когда он жил в Варшаве. Мой дом неподалеку отсюда. Пожалуйста, окажите мне честь своим визитом.

Поляк чрезвычайно обрадовался, когда Федор Кузьмич принял его приглашение.

Домик у бывшего польского офицера был одноэтажный, зато с ухоженным палисадником перед окнами. И во дворе было прибрано на европейский манер. С аккуратностью, но не так, как у немцев. В своей прошлой жизни Федор Кузьмич повидал немало подворий. Исколесил, почитай, всю Европу. Ему было с чем сравнивать.

У немцев педантичность в крови. Все в хозяйстве продумано до мелочей, и каждая вещь лежит на своем месте. У русских же – все наоборот. А польский порядок – нечто среднее между немецким и русским. И главная проблема Польши всегда заключалась в том, что она стремилась на Запад, оставаясь для французов и немцев дикой, варварской страной, но все же в меньшей степени, чем Россия.

В общем, в хозяйстве Синецкого все было устроено на европейский лад, но по-польски.

К тому же суровость сибирского климата требовала от представителей любых народов, волею судьбы заброшенных сюда, считаться с ней и устраивать свой быт здесь не для красоты и не ради проявления национальной самобытности, а чтобы выжить.

Двор у Синецкого был крытый, с настилом из струганых досок. Все хозяйственные постройки – хлев, курятник, сарай и небольшая кузница – находились под одной крышей и примыкали к дому.

– Хозяйка у меня третий год как преставилась. Бобылем свой век доживаю. Спасибо детям: помогают. Не бросают старика одного. Дочки забегут, еды принесут. А если требуется сила, сыновья на подмогу приходят. Грех на судьбу жаловаться, – начал рассказ хозяин, потчуя гостя чаем с оладьями и медом.

– Хороши у тебя оладьи, пан. Даже царь бы от таких не отказался! – нахваливал старец. – Кто готовил: дочь или сноха?

– Дочка, – с улыбкой ответил Синецкий. – Младшая, Иоанна. Я же ее в честь супруги великого князя Иоанны Грудзинской назвал. Красивая была женщина, и как любила своего мужа! И он ее тоже очень любил. Даже от царского трона ради нее отказался.

– Как интересно! – оживился гость. – А не могли бы вы рассказать мне об этом подробнее. А то все говорят, что я внешне похож на великого князя, а иные, что даже на царя. А я к своему стыду о них мало что знаю. Право же, расскажите.

– И точно! – хлопнул себя по колену хозяин. – Вот на кого вы походите, как две капли воды, так это на императора Александра Павловича! Как же я сразу, старый пень, не догадался?

– Не переживайте вы так, пан Синецкий. Это только внешнее сходство, не более. Александр I давно уже умер, и Константин Павлович – тоже. А вот узнать, какими были эти знатные особы, мне ужасно интересно. Ведь так мало осталось в живых людей, знавших их лично!

– Отец мой, мелкопоместный краковский дворянин, был ярым сторонником независимой Польши. И когда Наполеон создал Великое герцогство Варшавское и начал готовить поход против России, моя дальнейшая судьба решилась без моей на то воли. Батюшка, снабдив рекомендательным письмом к графу Понятовскому, отправил меня понюхать пороху и послужить отечеству. Я был зачислен корнетом в конный егерский полк. Мне в ту пору не было еще и восемнадцати.

Я был одним из немногих из Великой армии, кому посчастливилось уцелеть во время русского похода. В нашем полку из десяти, переправившихся через Неман, только один вернулся обратно.

Но война для меня еще не кончилась. Армия царя Александра вступила в Европу. Не буду скрывать от вас, что я сполна испытал на себе всю силу и мощь русского оружия. Но я тоже не отсиживался в штабе, хотя генерал Понятовский приблизил меня. Была война, и противоборствующие стороны пытались нанести друг другу как можно больший урон. Битву народов под Лейпцигом я встретил уже в чине капитана. А на войне звания зарабатываются только кровью. На моих глазах погиб наш храбрый командир, граф Понятовский, ему только накануне Наполеон вручил маршальский жезл. Неприятельская картечь настигла его, когда мы переправлялись через реку.