Александр Золотая Грива - [17]

Немая сцена длилась несколько секунд. Первым очнулся Ревун. Подошёл ближе, чёрные глаза неторопливо пробежали по панцирю, торчащей из него рукояти секиры. Громко крякнул в густые усы, махнул рукой Дубине:

— А ну-ка, Дубинушка, достань-ка секиру, хочу взглянуть на броню.

Дубина торопливо подбежал, ухватил топорище одной рукой и потянул, потом обеими, снова дёрнул — секира не шла. Поплевал на ладони, упёрся ногами в землю и потянул изо всех сил. И без того красная с непрерывного перепоя рожа страшно налилась кровью. Глаза полезли на лоб, щёки затряслись. Алекше показалось, что Дубина сейчас лопнет или обделается по большому. Раздался громкий, раздирающий скрип и лезвие наполовину вылезло. Мгновенно вспотевший Дубина растерянно оглянулся на мальчишку, рукоять выскользнула из потных ладоней.

— Вот … тово, — промычал, — не идеть, зараза …

— Ага, — кивнул Ревун, — дай-ка мне…

Сдавил ручищами секиру, потянул и она нехотя поползла навстречу. Прорубленный панцирь горестно скрежетнул, упал на траву. Ревун поднял, внимательно осмотрел — кованое железо в палец толщиной пробито на всю длину лезвия секиры, как лист лопуха. Ещё раз посмотрел на секиру, панцирь, потом повернулся к Алекше. Разбойники стоят, отвесив челюсти до земли. Первым очнулся тот, что поставил на мальчишку:

— Бабки гони, а то по балде надаю, — ласково произносит он и двумя пальцами захлопывает пасть проспорившему. Тот, недовольно бурча, сует ему горсть серебра и уходит прочь. Выигравший подбрасывает монетку в ладони, весело кричит Алекше:

— Молодец, хлопец, если захочешь научиться стрелять из лука — подходи. Меня Лучкой зовут.

— Ну и че? — спросил Дубина, — я вот тово …

— Да ни че, — машет рукой Ревун, — пей брагу, дрыхни, от тебя больше ничего не надо.

— Дык мне за работу полагается…

— Бочка с брагой знаешь где? Она вся твоя!

— Ага! - радостно крякает Дубина и торопливо бежит хлебать вонючую брагу, пока есть. А заодно сообщить всём, что бочка не чья-то, а евонная. И что  наградили его, Дубину, за доблестный труд!

— Та-ак, — повернулся Ревун к довольно улыбающемуся Алекше, — ну, идём.

Вышли на небольшую полянку, где обычно Ревун тренировал разбойников. Посредине поляны возвышается странное деревянное сооружение — на торчащем бревне закреплены палки на разной высоте. Алекша не раз видел, как разбойники рубят бревно мечами и секирами, а оно крутится и надо успеть увернуться от палки, в которые вставлены обломки кос и серпов. Те, кому не удавалось, получали глубокие порезы и падали, обливаясь кровью — Ревун заставлял работать без доспехов. Ревун вывел Алекшу на середину, повернулся к нему лицом и коротко приказал:

— Руби!

— Чего? — не понял он.

— Руби, — повторил Ревун, — меня руби.

— Да как, — растерялся Алекша, — я не могу!

— Руби!! — рявкнул Ревун, — представь, что я враг и руби, ну!

— Ну ладно, — пожал плечами Алекша, — раз вы так хотите.

Он размахнулся и несильно рубанул секирой наотмашь. Ревун принял удар на защищённую железом правую руку, отбил, а левой небрежно дал по губам. Алекша отдёрнулся от внезапной боли, губы сразу надулись, по подбородку потекла кровь.

— Руби! — снова приказал Ревун.

Алекша вытер окровавленный подбородок рукавом, взвесил секиру в руке, словно примериваясь, коротко и быстро взмахнул. Остро отточенное лезвие сверкнуло на солнце и обрушилось сверху на незащищённую голову Ревуна. Он не отклонился, как ожидал Алекша, а поднял закованную в сталь руку вверх и резко опустил. Лезвие секиры негромко звякнуло о железо, соскальзывает, по инерции идёт к земле и тянет за собой. Алекша непроизвольно шагает вперёд и наклоняется. Ревун поворачивается, ладонь в жёсткой кожаной рукавице тяжко прикладывается к затылку. Алекша взмахивает руками, как голубь крыльями и взлетает, но не вверх, а вниз, прямо в утоптанную до твёрдости камня, землю. Когда поднялся, размазывая по расцарапанной роже грязь пополам со слезами и кровью, Ревун невозмутимо стоит на том же месте и спокойно смотрит на него.

— Ещё рубить? — хрипло спрашивает Алекша.

— Угадал, — отвечает Ревун и коротко встряхивает седой гривой — давай быстрее, не тяни кота за хвост.

На этот раз Алекша не стал махать секирой абы как. Он несколько раз перекинул оружие из правой руки в левую, сделал пару обманный движений и только после этого быстро и очень сильно ударил. « Сейчас ты получишь, гад!»— подумал он …

Ревун снова принимает атаку на руку. Коротко звенит железо о железо. Отступает вбок, рука выворачивается и секира вырывается из ладони Алекши. Она непонятным образом оказывается у Ревуна. Тот мгновение насмешливо смотрит на растерявшегося мальчишку, потом несильно тычет ладонью в лоб. Алекша как стоял, так и брякнулся на землю, растопырив руки и с открытым ртом. Получилось не больно, зато смешно и унизительно. Ревун небрежно швыряет секиру. Подходит к сидящему в пыли мальчишке, без тени усмешки произносит:

— Рубишь сильно, хорошо, но вот умения, ухватки у тебя нет. Неуклюж ты, понял?

— Понял, — ответил Алекша.

Вытер нос, спросил:

— Когда начинать?

— Завтра, — улыбнулся Ревун, — сегодня отдыхай.

Почти месяц прошёл с того дня, как Алекша попал к разбойникам. Он полностью освоился в лагере. Поскольку в разбойничьих набегах не участвовал, выполнял разную мелкую работу — колол дрова, топил самодельную печку и штопал одежду. Не очень хорошо, но лучше всё равно никто не умёл. Однажды, после очередного набега, в лагерь принесли раненого Дубину. Шайка разбойников налетела на купеческий караван как обычно, неожиданно, но охрана оказалась хороша — завязался бой, которого разбойники всегда старались избегать. Малочисленная охрана была отлично обучена и хорошо вооружена. Бой длился долго, около часа, прежде чём разбойникам удалось перебить всех стражников. Троих потеряли, Дубина тяжело ранен, зато в жадные руки разбойников попала богатая добыча — меха, золото, заморское оружие. Дубина один дрался против четверых. Он управился, но самого посекли в нескольких местах, обломок стрелы застрял в ноге. Его кое-как перемотали тряпками, притащили в лагерь. Когда Алекша подошёл, он лежал на траве, бледный, как утопленник и почти не дышал. Было видно, жить Дубине оставалось немного.